Кристалл Авроры

Нэла, может быть, поверила бы в бесхитростное гурманство простого человека, у которого появилась возможность вкусно питаться, но весь облик Кузнецова – виртуозная линия стрижки, очки в тонкой черепаховой оправе, бордовый галстук из матового шелка с едва проступающим глянцевым рисунком – говорил о другом. Он не был штучным товаром, но сделан был по дорогостоящему лекалу, и уже поэтому не приходилось доверять его простоте.

Димсам ему принесли тоже. Запивая их белым французским вином, Кузнецов расспрашивал Нэлу о жизни в Европе.

– Я этого мейнстримного тренда вообще не разделяю, – сообщил он. – Европа нам не нужна, потому что там нажива, а у нас тут душовность, вот это всё. Бардак у нас тут, больше ничего. И Европа нам не то что не нужна, а просто не получается ее тут у нас. И никогда не получится.

При этих его словах Антон посмотрел на Нэлу так выразительно, что она еле сдержала улыбку. Помнит бывший муж, как горячо ввязывалась она в спор, если кто-то, в том числе и он, говорил глупость. И не сознает, как давно это было.

В борьбу с глупостью она давно уже не ввязывалась, поэтому просто смотрела на Кузнецова, ожидая следующих его слов. Это был обезоруживающий прием, так как смотрела она без малейшей неприязни, наоборот, с живым интересом, который воодушевлял любого мужчину. Кузнецов встретил ее взгляд, усмехнулся и промолчал. Он тоже бы искушен в приемах такого рода, это Нэла поняла так ясно, как если бы он произнес это вслух. Было в его понимающей усмешке что-то оскорбительное, но она не знала, как определить это словами, и собственная неожиданная беспомощность вызвала у нее досаду.

Принесли суп, гребешки, сашими; каждая тарелка была похожа на картину, написанную яркими красками.

– Вы, значит, в итальянской деревне последнее время жили? – поинтересовался Кузнецов.

– Да, – коротко ответила Нэла.

Желание разговаривать с ним и сразу было невелико, а теперь исчезло вовсе.

– Не скучно было?

– Иногда скучно, – пожала она плечами. – Но скука важный человеческий опыт, вы не находите?

Он посмотрел удивленно, и она поняла, что переоценила его ум. Вернее, не переоценила, а просто перепутала ум с опытом манипулирования, который только и был в его житейском запасе.

За обильным обедом последовал такой же обильный десерт – какие-то эффектные сладкие макароны. В том, как Кузнецов ел, изредка задавая вопросы и не считая нужным что-либо рассказывать самому, была все та же оскорбительность. Он не то чтобы старался показать свое превосходство – это, вероятно, было предыдущим этапом его жизнедеятельности, а сейчас он просто считал его данностью, которая никаких доказательств не требует.

Нэла не могла дождаться, когда пройдет это бессмысленное время.

– Ну, Антон Андреевич, будь здоров, – наконец сказал Кузнецов. – Завтра мне позвони, повстречаемся все вместе. И подпишете.

Он поднялся из-за стола, без слов кивнул Нэле и вышел.

– Чему ты радуешься? – сказала Нэла, глядя на мгновенно повеселевшее Антоново лицо. – Счету? Вину по пятьсот евро за бутылку?

– Ты не поняла, что ли? – Он взволнованно провел пятерней по вихру надо лбом. – Подумаешь, вино! Одобрил он нам заказ!

– Может, ты мне хотя бы скажешь, какой? – сердито спросила она. – И почему, кстати, его Кузнецов одобряет? Разве это от города заказ, не частный?

– Нет уже ничего частного, Нэлка, – сказал Антон. – Ну то есть заказ частный, да. Но без Кузнецова песочницу в центре перестроить не дадут, не то что этот Дом рабочих.

– Какой Дом рабочих? – Интерес наконец пересилил ощущение необъяснимого, но явного унижения, которое она только что испытала. – Где?

– На Плющихе. Дом рабочих имени Нового Труда. Знаешь?

– Не-а, – покачала головой Нэла. – Может, знала, но забыла.

– Хочешь, сейчас посмотрим? – предложил он.

– Ты хочешь, – улыбнулась Нэла.

Он кивнул, и улыбка озарила его лицо так, что невозможно было ответить ему отказом.

Глава 11

Дача, которую спроектировали для Антона архитекторы «Дайнхауса», Нэле понравилась. Участок еще выглядел строительной площадкой, но дом уже стоял. Он был сделан в виде полусферы, поверху опоясан вереницей больших окон, понизу – стеклянными вставками в стены, а комнаты располагались на втором этаже так, что не перегораживали общего высокого пространства.

Но все-таки этот дом еще не был приспособлен для жизни, да и ездить оттуда в город каждый день Антон не хотел из-за пробок, поэтому, когда начался ремонт в его квартире, он перебрался в гербольдовский дом на Соколе. Впрочем, по этой причине перебрался или по какой-нибудь другой, Нэла его не спрашивала.

Для нее же родительский дом оказался единственным приемлемым вариантом жизни в Москве. Нэла не то что отвыкла от большого города – точнее было сказать, что она привыкла к другой жизни, а еще точнее, что другая по содержанию и ритму жизнь стала ей необходима в том возрасте, в который она вошла неощутимо и который не знала, считать ли еще молодостью.