Кристалл Авроры

– Но по крайней мере тепло, – совсем уж непонятно зачем добавил Леонид. – Я протопил с утра.

Он в самом деле приехал сюда утром и вытопил печь. прежде чем ехать за мебелью. Но зачем ей об этом знать? По всему ее виду понятно, что она равнодушна к подробностям его жизни.

– Пока есть только одежный шкаф в прихожей, его встроили в стену, – по какой-то странной инерции продолжая нанизывать ненужные фразы, сказал Леонид. – Позвольте ваше пальто.

Он протянул руку. Донка вздрогнула, как будто он хотел ее ударить, потом замерла, потом медленно расстегнула пальто, сняла и отдала ему. Это черное пальто было то же самое, что и в вечер их знакомства, но остальная одежда была на ней теперь совсем другая – пестрая красно-желтая юбка, из-под которой выглядывала фиолетовая оборка от другой юбки, пестрая же блуза, перетянутая алым кушаком. Ко всей ее внешности не шел этот кричащий наряд. Не будь он таким замызганным и убогим, Леонид счел бы его маскарадным, потому что в ней самой если и было что-нибудь кричащее, то лишь ее беззащитность, сделавшаяся сейчас такой явной.

Она стояла не двигаясь и по-прежнему не произнося ни звука. Леонид взял у нее пальто и, тоже молча, вышел с ним в прихожую. Когда он вернулся, Донка переменила положение – прижалась спиной к свежеоштукатуренной стене. В пустой просторной комнате на белом фоне этой стены нелепая пестрота ее одежды особенно резала глаз.

На лампочке не было абажура, поэтому свет казался чересчур ярким. В этом беспощадном свете стало заметно, что синева, которая, как Леониду показалось в парке, проступила на Донкином лице после его предложения поехать к нему домой, была на самом деле просто синяком. Синяк был большой, на всю левую щеку, и состоял из нескольких длинных пятен.

– Послушайте, – сказал Леонид, – прошу вас, отнеситесь ко мне с доверием. У вас что-то случилось, это понятно по всему вашему виду, и так же понятно, что случилось нечто малоприятное. Не знаю, смогу ли я быть вам полезен, но приложу к этому все усилия, поверьте.

Она не ответила, и он понял, что вопрос его был бессмысленным. Да он, собственно, и не задал никакого вопроса, лишь предложил ей описать свое положение, а ведь это не так уж легко сделать даже в спокойном состоянии духа.

Сообразив все это, Леонид спросил:

– Почему вы в цыганской одежде?

– Потому что я цыганка, – ответила она.

Голос ее прозвучал тускло, однако прозвучал наконец, уже хорошо.

– Но вы не носили такой одежды прежде, – заметил Леонид.

– Прежде не было необходимости.

– А теперь есть?

– Да… Я не знаю…

Она наконец взглянула на него. Взгляд был совершенно больной. Сердце у Леонида сжалось.

– Вас… заставили? – спросил он.

Донка помотала головой и снова опустила ее.

– Мне просто некуда было идти, – глядя в пол, сказала она. – И я пошла к отцу.

– Он цыган?

– Да.

– А мать?

– Нет.

– Ее нет, или она не цыганка?

– То и другое. Она не была цыганкой, и она умерла.

– Давно?

– Восемь лет назад.

– От чего?

– Убили.

– Как?

Леонид осекся, задав этот вопрос: отвечать наверняка мучительно для нее.

– Ах, да как могли убить в восемнадцатом году? – Донка обожгла его взглядом и поморщилась. – Очень просто. Поехала в деревню, одежду менять на продукты, тогда все ездили. У нее было разрешение, чтобы менять, но патруль сказал, что будто бы она не предъявила этой бумаги и спекулянтка. Вывели из поезда и застрелили. Мешок муки забрали. Ну? – зло бросила она. – Что вас еще интересует?

– Я не из пустого любопытства. – Леонид постарался, чтобы голос прозвучал ровно, и это ему удалось. – Мне необходимо понимать ваше положение, иначе я ничего не смогу предпринять.

– Что же вы собираетесь предпринять для изменения моего положения? – усмехнулась Донка. – Не говорите ерунды, Леонид Федорович. Давайте вообще не будем об этом говорить. – Она тряхнула головой, русые волосы рассыпались по плечам и хотя не сделались такими яркими, как в первую встречу, все же блеснули в свете лампочки. – У вас действительно тепло. Я согрелась, благодарю.

– За что же?

Леонид улыбнулся, но, кажется, кривовато.

– После бардо особенно ценишь простые вещи. Месяца цыганской жизни для этого достаточно, – ответила Донка.

Он хотел спросить, как она оказалась в цыганском бардо, однако подумал, что ей покажутся назойливыми такие расспросы.

С улицы послышался рокот мотора. Что машина подъехала именно к его дому, Леонид понял, только когда мотор затих прямо под окнами. Он совершенно забыл о мебели, которую должны были доставить, ему даже странным показалось, что могли его интересовать такие пустяки, как мебель.

От гула мотора и особенно от того, что машина остановилась возле дома, Донка дернулась, будто хотела бежать, а потом вжалась в стену, как перед расстрелом.

– Хозяин, открывай! – послышался за дверью хриплый голос.

– Это мебель, – поспешно объяснил Леонид. – Я заказал… грузчики… Это не займет много времени! – воскликнул он.

Ему вдруг показалось, что она сейчас в самом деле убежит. К чему ей вся эта суета, грубые эти голоса, и топот ног, и сквозняк, и обрывистые слова, которыми перебрасываются грузчики…