– Да нет, ничего. Сказал просто, что понимает связь между отцом и сыном. И надеется, что и у него самого когда-нибудь появится такой же любящий сын, как я. От его слов у меня тогда мурашки по телу побежали, – ответил Хорт. – А сам директор по-настоящему любил только Софи.
Агату, которая слышала их разговор, передернуло от этих слов.
– Постойте. Взгляните туда! – воскликнул Тедрос, указывая рукой. – На Уголок Мертвых посмотрите.
У вершины холма, где хоронили самых прославленных злодеев, среди мрачных статуй, черных обелисков и увитых терновником склепов возвышалась новенькая – выше всех и больше всех – плита из полированного мрамора, освещенная горящими, установленными по обеим ее сторонам, факелами. Надпись на плите была сделана такими громадными буквами, что Агата без труда прочитала ее издалека:
Агата вспомнила газеты, которые показывали ей Деван и Ларалиса, когда она только что впервые возвратилась в Школу.
Сейчас верблюд уже приближался к окраине кладбище. Еще несколько часов, и он дошагает до Камелота.
– Нам нужно что-то делать, – сказала Агата, обращаясь к Тедросу. – И быстро причем.
– Магия не работает, не могу взломать клетку. И на помощь к нам никто не придет, – ответил принц, придерживая свою мать так, чтобы она не билась от тряски о прутья клетки, и спросил, указав кивком головы на сумку Агаты. – А как насчет хрустального шара Доуви?
– Хочешь, чтобы я засветила им бобру по голове? – криво усмехнулась Агата.
– А зачем вообще ты его везде с собой таскаешь?
– Доуви сказала, чтобы я этот шар из рук не выпускала.
– Но она же не знала, что мы в такую переделку попадем, – печально сказал Тедрос. – Послушай, я совершенно не хочу умирать в клетке на спине какого-то вонючего верблюда…
Сверкнула вспышка, мелькнула над головой Тедроса, слегка опалив ему волосы. Еще одну огненную бомбу верблюд выплюнул, метясь в Агату, но она, к счастью, успела пригнуться.
– Хватит болтать, – повернул свою голову в сторону пленников Эджубеджу.
– Это не обычный верблюд, – не побоявшись огненных бомб и окрика бобра, негромко пояснила своим спутникам Гиневра. –
Мысли Агаты зацепились за одно, мимолетно брошенное словечко старой королевы.
А вот Агате однажды удалось взять верх над горгульей. Правда, давно это было, еще на первом курсе… Тогда Агате удалось с помощью своего особого дара уговорить горгулью, и та не съела ее.
Где-то глубоко-глубоко в сердце у нее затеплилась искорка надежды.
Агата встала на колени, крепче прижала к себе сумку с хрустальным шаром. Для того чтобы включить свой дар, ей нужно смотреть в глаза верблюду, но как это сделать, сидя в клетке, из которой, если посмотреть вперед, виден только жирный зад Эджубеджу?
Тогда Агата закрыла глаза и мысленно спросила верблюда:
Никакого ответа.
Может быть, ее дар выветрился от того, что она его столько времени не использовала?
Может быть, дары живут своей жизнью и умирают – тоже своей смертью?
Агата еще сильнее сосредоточилась.
Клетку качнуло.
Агата открыла глаза. Верблюд остановился и задрал хвост, из-под которого на землю повалились дымящиеся яблоки навоза.
Агата улыбнулась.
Зашагавший было вперед верблюд сбился с ноги и едва не упал, сильно тряхнув клетки с сидевшими в них пленниками. Эджубеджу сердито ударил верблюда своей палкой, и тот застонал от боли. Скатившаяся от толчка на пол клетки Агата вновь поднялась на колени.