Он шагнул к Дону, но тогда его приятель, вынимая руку из кармана, заговорил снова:
— Спокойней, дедушка, мы уже уходим.
— Прочь с дороги! — отец оттолкнул в сторону коротышку, даже не глядя на него.
— Отец! — закричала я, потому что он вроде и не заметил, что держит в руке сообщник Дона. Коротышка как будто тоже опешил, но сказал:
— Послушай, я не хочу сделать тебе ничего плохого, так что кончай блеять, как чертов козел, и отвали.
Отец размахнулся, но его кулак не успел опуститься на коротышку. Отец вдруг дернулся, как будто что-то ударило его в грудь, потом склонил голову, потом опустились его плечи, и он медленно осел на пол.
Звука выстрела не было слышно. Крови не было.
Кричать я уже не могла и лишь с ужасом повторяла снова и снова:
— Ты… ты… ты…
Коротышка посмотрел на револьвер в своей руке и, когда я бросилась к отцу, сказал:
— Послушай, я даже и не нажимал на курок.
— Черт побери, зачем это было делать! — закричал Дон.
Даже несмотря на свое состояние, я уловила в его голосе нотки страха.
— Говорю тебе, я не стрелял. Давай сматываться.
Рот отца раскрылся, лицо было бледным и обмякшим. Я подумала, что он мертв. За ту мучительную, наполненную агонией секунду, что я оторвала взгляд от лица отца и взглянула на сообщника Дона, я успела заметить, что Констанция упала в обморок и висела на руках Дона, а за окном кухни, по обеим сторонам которого стояли эти двое, появился большой темный силуэт. Я решила, что это их третий приятель.
К тому же мысль о том, что тетя Филлис, отделенная лишь стеной, наверняка знает, что здесь творится и что замышляет ее любимый сынок, была так же ужасна, как и сцена, разыгрывающаяся перед моими глазами.
Потом вдруг я почувствовала, как мое тело наливается силой и эта волна начисто смывает чувство страха.
Сделав вид, что я пытаюсь подняться, я оперлась на печную решетку, схватила массивную чугунную кочергу и метнула ее в своих врагов, надеясь, что мое «оружие» не коснется дочери. Я и сама точно не знала, которого из двоих я хочу поразить, но сразу же поняла, что попала в цель — коротышка заорал и схватился за плечо, выронив револьвер. И в тот момент я увидела Сэма. Он стоял на пороге кухни, как раз за спиной Дона, держа в руке большое полено. В следующее мгновение оно опустилось на голову Дона с ужасным глухим звуком. Какой-то миг Дон еще стоял совершенно неподвижно, потом с протяжным стоном рухнул на пол, увлекая за собой и Констанцию. Коротышка закричал на Сэма и внезапным рывком попытался дотянуться до револьвера, лежавшего в ярде от отца.
В тот же самый миг я тоже рванулась за оружием, и мы сцепились в смертельной схватке. Но борьба продолжалась совсем недолго: вдруг что-то отбросило меня от коротышки. Я не могу описать это словами — ну, может, ощущение было примерно такое, словно меня изо всех сил шмякнули о кирпичную стену. Какая-то сила будто вдавила мое лицо внутрь, на какое-то мгновение я потеряла зрение, слух — лишь страшно громкий жужжащий звук наполнил мою голову. Потом картинка прояснилась: я опиралась на стол, взирая на распростертые на полу тела. Но они казались мне очень далекими, как море, если на него смотреть с вершины утеса, и только Сэм и сообщник Дона были совсем близко и колотили друг друга изо всех сил на коврике возле моих ног.
Но вот они стали уменьшаться и стали такими же далекими, как и остальные, расстояние между нами становилось все больше, и я вдруг взмыла в воздух и полетела прочь — прочь от них всех, и я помню, что вдруг почувствовала облегчение, но в то же время я плакала, повторяя: «Боже всемогущий! Боже всемогущий!»
Не знаю, сколько времени прошло с того момента и до тех пор, когда я вновь открыла глаза. Первое, что я увидела, было лицо Сэма. Голова болела, тело одеревенело, я была не в состоянии повернуться. Скосив глаза, я увидела Дэвида и сразу вспомнила о Констанции. Но я не могла спросить о ней, потому что чувствовала страшную усталость.
— Спи, — мягко произнес Сэм.
Я закрыла глаза и уснула.
Когда я вновь открыла глаза, то опять увидела лицо Сэма.
Но на этот раз с ним стояла и Констанция. Она очень нежно улыбалась мне, наклонилась и поцеловала, закрыв от меня сверкающую белизну больничной палаты. Я опять уснула.
Беда была в том, что я постоянно спала — люди приходили и уходили, доктора и медсестры, перевязывая мне голову, разговаривали со мной, спрашивали что-нибудь вроде: «Может, вы хотите сесть?» Я не хотела садиться, а закрывала глаза и погружалась в сон. Я знала, что отец жив, в тот вечер у него был сердечный приступ, что с Констанцией все в порядке — ведь я видела ее, а потому мои страхи за нее развеялись, — что Дон находится там, где он не может причинить вреда ни мне, ни ей по крайней мере какое-то время — об этом мне сообщил Сэм. Как-то вечером он сел возле моей кровати и зашептал:
— Кристина, послушай. Больше не о чем беспокоиться. Теперь он ничего не может тебе сделать.
Помню, с трудом выдавила из себя слово-вопрос:
— Мертв?
— Нет, пошел по этапу.