Кристина

Я чувствовала себя очень усталой и была не в состоянии бороться с ним. Инстинктивно ощущала, что это будет такая же борьба, которую я вела со своим братом, и эта мысль на какой-то миг перестала ужасать меня, просто впечаталась в моем мозгу, намертво вписалась там.

— Я еще молода для того, чтобы пользоваться косметикой. Когда-нибудь попробую.

— Ну так не тяни слишком долго. Между прочим, я собираюсь скоро навестить твоих родителей.

Я чуть-чуть подняла на него взгляд. Двери нашего дома были открыты для него в любое время. С какой стати он сделал подобное заявление?

— Знаешь, о чем я буду говорить с ними? — поинтересовался он.

— Не имею малейшего понятия, — ответила я, покачав головой.

— Ну-ну, не хитри, Кристина, тебе вовсе не стоит ходить вокруг да около. Хочешь, чтобы я сказал прямо? Хорошо. Я скажу: «Дядя Билл и тетя Энни… — он принял живописную позу, после чего продолжал — …встретит ли ваше одобрение тот факт, что я хочу встречаться с вашей дочерью, в общем, вроде как ухаживать?»

Ощущая, как гулко бьется в груди сердце, я проговорила:

— Можешь не утруждать себя, Дон. Ты и сам все понимаешь. Я была уверена, разговоры на эту тему закончены.

Улыбка сползла с его лица, большой рот, казалось, начал усыхать и в конце концов стал похож на рот тети Филлис. Потом Дон тихо произнес:

— Я вел себя как положено, я сдерживал себя, я делал все по правилам, но даже это тебе не подходит. Ну что ж, я сделаю как сказал. Я спрошу их, и если они не одобрят моего решения, я буду поступать по-своему… ухаживать, я имею в виду. Так что смирись с мыслью, что ты будешь моей, Кристина. Я всегда знал это и утоплю тебя в реке, прежде чем кто-то другой даже взглянет на тебя.

Его пристальный взгляд, слова, приводившие меня в ужас, буквально приковали меня к месту, и я застыла словно загипнотизированная. Только радостный визг и сопение у моих ног подсказало мне, что прибежал Стинкер, и я повернулась к нему, как к доброму, нормальному человеческому существу. Не обращая внимания на свое нарядное пальто, наклонилась, взяла теплую, извивающуюся собачонку на руки. Пока Стинкер приветственно облизывал мое лицо, я вспомнила слова матери: «Только не бойся его», но я его боялась, и он знал об этом. Все же я нашла в себе силы скрыть свои чувства, поборов прихлынувший страх, и с усилием заставила себя сказать:

— Ты с ума сошел, Дон Даулинг, совсем сошел с ума.

Его следующие слова ужаснули меня еще больше, потому что он спокойно произнес:

— Да, совершенно верно, Кристина, здесь ты права. Когда речь идет о тебе, я действительно безумен. Совершенно, начисто безумен. Мне кажется, что так было всегда, — потом он протянул руку и грубо оттолкнул мордаш ку Стинкера от моего лица, — не позволяй ему лизать себя вот так, я этого не выношу.

— Оставь его в покое! — я неожиданно рассердилась, и это придало мне силы. — Мне наплевать на то, что ты выносишь и что не выносишь. Ты просто здоровенный хулиган, Дон Даулинг. И не толкай так мою собаку. И никогда больше не говори со мной.

Я зашагала прочь, он не сделал никакой попытки остановить меня. Приближаясь к дому, я замедлила шаги и опустила Стинкера на землю. Моей храбрости поубавилось, и страх вновь стал охватывать меня. Меня начало тошнить.

Когда я вошла, мать спросила, не случилось ли чего, я ответила, что нет — просто мне холодно. Мне действительно было холодно, я промерзла с ног до головы. Поднялась наверх, взглянула на себя в маленькое квадратное зеркало, но не почувствовала облегчения. Я хотела бы выглядеть как Молли. В этот момент я целиком хотела быть как Молли — толстой, жизнерадостной, довольной. Пристально глядя на себя в зеркало, я вдруг почувствовала, что могу как бы проникнуть в собственную душу, и хотя я знала, что выгляжу миловидной, но внутри совсем обыкновенная, и я каким-то образом ощущала, что мое главное желание — оставаться такой и впредь. Я хотела покоя и легкости, чтобы дни мои проходили без суматохи и напряжения. Возможны были и желания противоположные, вполне могло возобладать чувство гордыни, ведь я знала, что красива. Но одновременно и очень четко я понимала, что красота эта возбуждает нечто ужасное. Нечто ужасное в натуре Дона и Ронни.

Три дня спустя пропал Стинкер. Иногда он действительно пускался в загулы, но, независимо от времени года, наступление темноты гнало его назад к дверям дома. Но в тот вечер он не царапался и не лаял, а к девяти так и не вернулся. Отец надел пальто и отправился искать его на холмы. Он не позволил мне идти с ним. Почти через час он вернулся и спросил:

— Не пришел?

Я покачала головой.

На следующее утро я поднялась ни свет ни заря, отправилась искать его в лес. Кажется, ноги сами несли меня в заросшую «гавань», и когда я достигла ее, облегчение было настолько велико, что едва не исторглось из меня рвотой: ведь я ожидала увидеть приколоченное гвоздями к стволу истерзанное тело собачонки.