Я подумал о Ли, которая должна была вернуться домой уже завтра. О ее прекрасном лице (с этими высокими, прямо-таки надменными скулами) и юных пышных формах, пока не познавших силу гравитации; в каком-то смысле она была как тот «плимут», сошедший с конвейера в 57-м – все еще на гарантии. А потом я подумал о Лебэе, мертвом и одновременно живом, о его похоти (да и похоть ли это? может, просто желание уничтожать все красивое?). Вспомнил спокойное заявление Арни о том, что скоро они с Ли поженятся. И представил себе их первую брачную ночь. Ли смотрит в темноту гостиничной комнаты, а над ней – гниющий ухмыляющийся труп. Она кричит, кричит… за дверью терпеливо и преданно ждет Кристина, до сих пор обвешанная конфетти и табличками с надписью «Молодожены». Кристина – или некая живущая в ней сила – поймет, что Ли недолго протянет… а когда она умрет, Кристина останется. Она всегда будет рядом.
Я закрыл глаза и попытался прогнать эти страшные картины, но они только стали ярче.
Все началось с того, что Ли сама захотела встречаться с Арни… а уж потом тот ответил ей взаимностью. Сейчас все гораздо хуже: Лебэй полностью завладел Арни… и Ли нужна
Но он получит ее только через мой труп.
Вечером я позвонил Джорджу Лебэю.
– Да, мистер Гилдер, – сказал он. Голос у него был какой-то уставший и постаревший. – Я прекрасно вас помню. Вы терпеливо слушали мою околесицу, сидя на пластиковом стуле во дворе самого унылого мотеля во Вселенной. Чем могу помочь? – Он явно хотел услышать какую-нибудь пустячную просьбу.
Я помедлил. Сказать ему, что его старший брат вернулся с того света? Что даже могила не в силах вместить всю его злость на говнюков этого мира? Сказать, что его душа вселилась в моего друга, безошибочно выбрав его из сотен остальных? Поговорить о смерти, времени и смертоносной любви?
– Мистер Гилдер? Вы еще тут?
– У меня проблемы, мистер Лебэй. И я не знаю, как лучше о них рассказать. Они имеют отношение к вашему брату.
Тут Лебэй-младший заговорил каким-то новым тоном, стальным и холодным.
– Не знаю, какие у вас могут быть проблемы с моим братом. Ролли умер.
– В том-то и дело. – Мой голос предательски дрогнул, поднялся на одну октаву, потом вернулся на место: – Похоже, он жив.
– Что вы такое несете? – Голос у него был рассерженный, укоризненный и… напуганный. – Если вы вздумали шутить, это такая низость…
– Я не шучу. Просто позвольте рассказать вам, что происходило в Либертивилле после смерти вашего брата.
– Мистер Гилдер, у меня куча тетрадей на проверку, недописанный роман, и я не имею ни малейшего желания слушать…
– Прошу вас. Пожалуйста, мистер Лебэй, помогите мне! И помогите моему другу.
Повисла долгая-долгая тишина, а потом Лебэй вздохнул.
– Ладно, валяйте… – После короткой паузы он добавил: – Черт вас дери.
Я изложил ему всю историю, представляя, как мой голос течет по лежащим в земле телефонным кабелям, сквозь десятки коммутационных станций, под заснеженными пшеничными полями и наконец забирается ему в ухо.
Я рассказал Лебэю о проделках Реппертона и о том, как после исключения из школы он поклялся отомстить Арни. О смерти Попрошайки Уэлча, о несчастном случае в парке «Скуонтик-Хиллз», о загадочной смерти Уилла Дарнелла в сочельник. Я рассказал об уменьшившейся паутине трещин на лобовом стекле и об одометре, который крутился в обратную сторону. О радио, ловившем одну-единственную волну – WDIL, где крутили старый рок-н-ролл (в этом месте Джордж Лебэй удивленно хмыкнул). Я рассказал о разных подписях на моем гипсе и о том, что последняя подпись очень похожа на подпись Роланда на регистрационном талоне Кристины. Я рассказал про новое излюбленное словечко Арни – «говнюки». Про его новую прическу в духе Фабиана и прочих любителей бриолина из 50-х. Словом, я рассказал ему все, умолчав лишь о поездке домой в новогоднюю ночь. Вообще-то я собирался, но не смог. И никому потом не рассказывал – лишь четыре года спустя смог записать все на бумаге.
Когда я закончил, на другом конце провода повисла мертвая тишина.
– Мистер Лебэй? Вы тут?
– Тут, – наконец ответил он. – Мистер Гилдер… Деннис… не хочу обидеть, но ты должен отдавать себе отчет, что все рассказанное тобой не укладывается ни в какие рамки здравого смысла и граничит с…
– Безумием?
– Я бы выбрал другое слово. Все-таки ты пережил серьезную травму, два месяца пролежал в больнице, страдал от сильных болей… Вполне возможно, что твое воображение…
– Мистер Лебэй, у вашего брата была присказка про бродяжкин пердак?
– Что?
– Бродяжкин пердак. Когда куда-нибудь метко попадешь, мы обычно говорим: «Два очка!» А ваш брат наверняка говорил: «Глянь, как я загоню это в бродяжкин пердак». Верно?
– Откуда ты знаешь? – Потом, не дав мне ответить, он сказал: – А, да ты просто слышал, как он это говорил…
– Нет.
– Мистер Гилдер, вы лжец.
Я промолчал. Меня всего трясло, и колени подгибались. Ни один взрослый никогда еще так меня не называл.
– Деннис, прости. Мой брат умер! Он был неприятным человеком, может, даже злым, но теперь его нет на свете, и все эти жуткие фантазии не имеют…