Кристина

Он стал ждать от Арни ответа, но тот молчал и лишь пристально смотрел Лебэю в глаза. Его собственные глаза приобрели особенный сланцевый оттенок, означавший, что он принял окончательное решение и пересмотру оно не подлежит. Лебэй это понял и кивнул. Вид у него был поникший и немного болезненный.

– Что ж, всего доброго, господа.

Арни вздохнул.

– Ничего не вышло.

Он смотрел в спину уходящему Лебэю с некоторой неприязнью.

– Да уж. – Я понадеялся, что в моем ответе он услышал больше печали, чем было на самом деле. Мысль о том, чтобы вернуть Кристину в тот гараж, не внушала мне радости. Ведь именно это мне и приснилось минувшей ночью. Кристина у себя дома.

Мы молча зашагали к моему «дастеру». Лебэй оставил в моей душе неприятный осадок. Оба Лебэя. Внезапно я принял решение – одному Богу известно, как все сложилось бы, не поддайся я этому внезапному импульсу.

– Слушай, мне надо отлить, – сказал я. – Подожди пару минут, о’кей?

– О’кей, – ответил Арни, не поднимая головы, и поплелся дальше.

Я свернул налево, куда указывала крошечная стрелка с обозначением туалета. Одолев первый холм и скрывшись с глаз Арни, я побежал к парковке. Джордж Лебэй как раз усаживался за руль крошечного «шевроле шеветта» с наклейкой службы проката автомобилей «Херц».

– Мистер Лебэй! – выдохнул я. – Мистер Лебэй?

Он поднял на меня удивленный взгляд.

– Простите за беспокойство…

– Ничего страшного. Но, боюсь, своего решения я не изменю. Гараж не сдается.

– Вот и славно, – ответил я.

Он приподнял густые брови.

– Эта машина… «фьюри»… она мне не нравится, – сказал я.

Джордж Лебэй молча и выжидательно смотрел на меня.

– От нее одни проблемы. Может, конечно, я просто…

– Ревнуете? – тихо спросил он. – Ваш друг теперь все свободное время проводит с ней?

– Ну да. Мы давно дружим. Только, сдается, не в одной ревности дело.

– А в чем же?

– Не знаю. – Я огляделся по сторонам в поисках Арни и нигде его увидел. Тем временем я наконец смог сформулировать свой вопрос. – Почему вы сказали ему забыть о машине? Почему посоветовали избавиться от нее, как от дурной привычки?

Он промолчал, и я успел испугаться, что ему нечего ответить – по крайней мере мне. Но через несколько секунд он тихо-тихо произнес:

– Сынок, а ты уверен, что хочешь лезть в это дело?

– Не уверен. – Я вдруг почувствовал, что надо посмотреть ему в глаза. – Но я волнуюсь за Арни. Не хочу, чтобы он вляпался в какую-нибудь историю. От этой машины одни неприятности. Боюсь, дальше будет только хуже.

– Приходи вечером в мой мотель. Он находится прямо у съезда с 376-й автомагистрали на Вестерн-авеню. Не заблудишься?

– Я на той дороге ямы заливал, – сказал я и с улыбкой продемонстрировал ему руки. – Вот, волдыри до сих пор.

Ответной улыбки не последовало.

– Мотель «Радуга». Там их два стоит, мой – дешевый.

– Спасибо, – неловко ответил я. – Слушайте, правда…

– Может, это не твое дело, да и не мое, – тихим учительским голосом (не похожим и вместе с тем до жути похожим на безумный хрип брата) произнес Лебэй.

(…Нет на свете запаха приятней, чем запах новой машины. Ну, после женской киски…)

– Но кое-что я могу сказать тебе прямо сейчас. Мой брат был скверный человек. Думаю, этот «плимут-фьюри» был единственной любовью его жизни. Так что это их дело, моего брата и твоего приятеля, и больше ничье, даже если мы считаем иначе.

Он улыбнулся. Улыбка была неприятная, и на миг мне показалось, что глазами Джорджа на меня смотрит сам Роланд Д. Лебэй. Меня передернуло.

– Сынок, ты, наверное, еще маловат для поисков истины, тем более когда ее пытаются донести до тебя другие. Но все же скажу: любовь – это зло. – Он медленно кивнул. – Да-да. Поэты во все времена и порой намеренно заблуждались на этот счет. Любовь – древний убийца. Любовь не слепа. Любовь – это каннибал с чрезвычайно острым зрением. Любовь плотоядна и всегда голодна.

– Чем же она питается? – спросил я неожиданно для себя. Речь этого человека показалась мне безумной от начала и до конца, но вопрос почему-то сам сорвался с губ.

– Дружбой, – ответил Джордж Лебэй. – На твоем месте, Деннис, я бы начал готовиться к худшему.

Он с мягким щелчком закрыл дверь «шеветты» и завел двигатель – такие, наверное, ставят в швейные машинки. А потом он уехал, оставив меня одного на краю заасфальтированной парковки. Я вдруг вспомнил, что Арни ждет меня с другой стороны, и быстро зашагал к туалетам.

По дороге мне пришло в голову, что могильщики, гробокопатели, вечные инженеры – или как там они теперь себя называют – сейчас опускают гроб Лебэя в могилу. Земля, которую в конце церемонии бросил Джордж Лебэй, лежит на крышке подобно лапе зверя. Я попытался выбросить из головы эту картину, но ей на смену пришла другая, еще хуже: Роланд Д. Лебэй лежал в выстланном шелком гробу, одетый в лучший костюм и лучшее белье – без вонючего корсажа, разумеется.

Лебэй лежал в земле, в гробу, скрестив на груди руки… и отчего-то я был уверен, что на лице у него сияла широченная торжествующая улыбка.

12. Семейная история