– Но одно дело дружба, а совсем другое – деловые отношения. Очень быстро ты понимаешь, что ссориться с важными людьми не стоит, иначе прощай, бизнес, здравствуй, работа курьером. Словом, мы с Дарнеллом были в нормальных отношениях… до поры до времени. Когда дело зашло слишком далеко, я выбыл.
– Не понимаю.
– Деньги потекли рекой. Наличные. Мешки наличных из неизвестных мне источников. По указанию Дарнелла я инвестировал все подобные доходы в две корпорации: «Солнечные отопительные системы Пенсильвании» и «Билеты Нью-Йорка» – даже дураку было ясно, что они фиктивные. Наконец я решил поговорить с Дарнеллом по душам и выложить все карты на стол. Я высказал ему свое профессиональное мнение: если к нам нагрянет с проверкой налоговая, у них возникнет очень много вопросов, а я, зная слишком много, уже не могу считаться ценным сотрудником.
– И что он сказал?
– Он начал танцевать, – с той же сонной циничной улыбкой ответил папа. – Бухгалтер годам к тридцати восьми или сорока различает эти па издалека… хороший бухгалтер, разумеется. А я не самый плохой. Танец начинается с невинного вопроса о том, доволен ли ты своей жизнью, заработком. Если ответить, что в целом доволен, но нет предела совершенству, начальник станет склонять тебя к разговору о жизненных трудностях: ипотеке, автокредите, образовании детей… а может, жена у тебя любит наряды и порой покупает баснословно дорогие тряпки… сечешь?
– Зондирует почву?
– Скорее, прощупывает, – ответил папа и хохотнул. – Но ты прав. Танец этот по жеманности и изысканности не уступает менуэту. Паузы, крошечные шажки, повороты… Разузнав все о финансовых трудностях, босс начинает расспрашивать тебя о мечтах и желаниях. Чего бы тебе хотелось? «Кадиллак»? Летний домик в Катскилльских или Поконских горах, а может, яхту?
На последнем слове я слегка подпрыгнул, потому что знал, как сильно мой папа мечтает о яхте; летом мы иногда ездили с ним на ближайшие озера и гуляли по набережным. Каким мечтательным взглядом он смотрел даже на самые маленькие суденышки… Но и такую нашей семье было не потянуть. Сложись его жизнь иначе – например, если б не пришлось давать образование двум детям, – возможно, он смог бы позволить себе яхту.
– И ты отказался?
Отец пожал плечами.
– Я сразу дал понять, что танцевать не хочу. Во-первых, это неминуемо сблизило бы нас и на уровне личных отношений, а как человек мне Дарнелл не нравился. Во-вторых, такие ребята непрошибаемо тупы и не умеют обращаться с цифрами, поэтому-то столько жуликов и сидит за неуплату налогов. Они думают, что можно спрятать незаконные доходы. Прямо-таки уверены в этом. – Отец рассмеялся. – Мне иногда кажется, что отмывание денег для них сродни обыкновенной стирке: бумажки достаточно сполоснуть, отжать и повесить сушиться на веревочке, думают они.
– Поэтому ты и отказался?
– Это две причины из трех. – Он посмотрел мне в глаза. – Я не преступник, Деннис.
Между нами в буквальном смысле слова проскочила какая-то искра – даже сегодня, четыре года спустя, у меня мурашки бегут по коже от этих воспоминаний. Вот только объяснить или описать это по-хорошему у меня не получится. Дело не в том, что он впервые разговаривал со мной на равных; и даже не в том, что я увидел в отце – маленьком человеке, пытающемся как-то прокормить семью в нашем грязном и жестоком мире – благородного рыцаря в блестящих доспехах. Нет, мне кажется, в тот миг я увидел его
Он опустил взгляд, выдавил широкую оборонительную улыбку и хриплым «никсоновским» голосом проговорил:
– Вы, ребятки, имеете право знать, жулик ваш отец или нет. Так вот, я не жулик! Мне предложили денег, но я не взял, потому что… та-да! – это было бы неправильно!
Я громко расхохотался – видно, от облегчения – и почувствовал, что момент истины уходит. Отчасти мне было жаль, отчасти нет – слишком уж сильное оказалось переживание.
– Ш-ш, не то маму разбудишь. Она будет ругаться, что мы до сих пор не спим.
– Извини. Пап, так ты знаешь, что он творил? Дарнелл?
– Тогда не знал, не хотел знать: получалось ведь, что я тоже в этом замешан. Разумеется, у меня были свои подозрения и догадки. Наверное, он торговал угнанными автомобилями – не у себя на Хэмптон-стрит, конечно. Только дурак гадит там, где ест. Грабежом он тоже наверняка не гнушался.
– Думаешь, он крал оружие и все такое? – чуть охрипшим голосом спросил я.