В свете флуоресцентных ламп поблескивала новенькая антенна. Одна половина передней решетки радиатора сверкала, а другая была до сих пор изъедена ржавчиной. И еще одна странность…
Я прошел вдоль ее правого бока до заднего бампера и нахмурился.
«Да просто она была с другой стороны», – подумал я.
Тогда я прошелся вдоль левого бока и тоже ничего не нашел.
Я встал у дальней стены отсека и, по-прежнему хмурясь, стал вспоминать. Нет, ошибки быть не могло: когда я увидел «плимут-фьюри» на лужайке перед домом Лебэя с табличкой «Продается» на треснутом лобовом стекле, у нее на боку была здоровенная ржавая вмятина. Про такие мой дедушка говорил «лошадь лягнула». Всякий раз, когда мы обгоняли на шоссе автомобиль с такой вмятиной, он кричал: «Эй, Денни, глянь сюда! Этого лошадь лягнула!» Мой дед был из тех людей, у которых на каждый случай найдется какая-нибудь присказка.
Я уже начал думать, что вмятина мне померещилась, но потом одумался. Нет, я четко помню этот след от лошадиного копыта! Он исчез, это еще не значит, что его не было. Просто Арни хорошенько отрихтовал и покрасил дверь. Надо сказать, с работой он справился на «отлично».
Вот только…
От его работы не осталось
Но ведь вмятина
Была – и нет.
Вокруг лязгали и гремели инструменты, а я вдруг испытал всепоглощающее одиночество… и страх. Неправильно все это, какое-то безумие, ей-богу! Арни зачем-то поменял антенну, когда у него выхлопная труба только что по земле не волочится. Заменил одну половину решетки. Все болтал о развале-схождении, а сам зачем-то обтянул разорванное заднее сиденье новенькой красной кожей, оставив переднее в прежнем виде: из прорехи в пыльной обивке все еще торчала пружина.
Не нравилось мне это. Бред какой-то, да и на Арни не похоже.
Меня посетило одно смутное воспоминание… Сам не понимая, что делаю, я отошел на шаг и окинул взглядом Кристину, не обращая внимания на мелкие подробности. Тогда все встало на свои места, и я опять похолодел.
Вечер, когда мы привезли ее сюда. Спущенная шина. Мы ее заменили. Глядя на новую резину, я, помню, подумал, на что это похоже: будто верхний старый слой с автомобиля соскребли, и снизу уже проглядывает новенькая, блестящая, только-только сошедшая с конвейера машина. Эйзенхауэр еще президент, а Кубой правит Батиста.
Вот и теперь я видел нечто подобное… правда, одной шиной дело не обошлось, перемен на сей раз множество: антенна, решетка радиатора, одна фара, новая обивка на заднем сиденье.
Вслед за этим воспоминанием пришло еще одно, из детства. Мы с Арни каждое лето на две недели ездили в христианский лагерь. По утрам мы слушали разные библейские притчи, но конец учитель никогда не рассказывал. Вместо этого он выдавал нам листки «волшебной бумаги»: если поскрести ее монеткой или обратным концом карандаша, постепенно на белом фоне начнет проступать картинка: голубка несет Ною оливковую ветвь, рушатся стены Иерихона, в общем, старые добрые чудеса. Мы оба были в восторге от этого фокуса. Сначала в пустоте повисало несколько случайных линий… потом они объединялись с другими линиями и образовывали рисунок… приобретали
Я смотрел на Кристину с растущим ужасом, пытаясь избавиться от ощущения, что она похожа на те волшебные картинки.
Мне захотелось заглянуть под капот.
Неудержимо захотелось. Во что бы то ни стало.
Я обошел ее спереди (не знаю почему, но встать прямо перед ней я не решился), встал сбоку и стал нащупывать рычаг открывания капота, однако не нашел. Видимо, он был в салоне.
Я снова начал обходить Кристину и тут увидел нечто такое, отчего меня насквозь продрал озноб. Допустим, вмятина мне действительно померещилась, но это…
Это совсем другое дело.
Паутина трещин на лобовом стекле стала меньше.
Ошибки быть не могло.
Я стал лихорадочно вспоминать день, когда вошел в гараж Лебэя, пока Арни со стариком заключали сделку в доме. Вся левая сторона лобовухи была затянута паутиной трещин, расходящихся от центральной зигзагообразной пробоины, куда, по-видимому, угодил камень.
Теперь же паутина стала гораздо меньше и уже не выглядела так страшно: сквозь нее даже было видно пассажирское сиденье. А раньше было не видно, точно вам говорю («Да просто обман зрения, дружок», – шепнул мне внутренний голос).
Все-таки я
Я сдавленно хохотнул. Звук получился жутковатый, и один из толстяков из соседнего отсека с удивлением посмотрел на меня, а потом что-то сказал приятелю. Конечно, это обман зрения, только и всего. Первый раз я видел машину в свете заходящего солнца, прямые лучи которого падали на стекло, а второй раз – в сумраке гаража. Теперь же у меня над головой висят флуоресцентные трубки. Три разных источника света… вот вам и результат.