Кристина

И все же мне очень хотелось заглянуть под капот. Как никогда.

Я подошел к водительской двери и рванул ручку на себя. Она не открылась. Заперта? Конечно, заперта, все четыре кнопки блокировки дверей вдавлены. Арни не оставил бы машину открытой: чего доброго, кто-нибудь залезет и пошарится в салоне. Пусть Реппертона здесь больше нет, но разве мало на свете других представителей гомо придуркус? Я опять рассмеялся – старый глупый Деннис! – и на сей раз смешок получился еще более пронзительным и нервным. В голове у меня стоял какой-то дурман, как бывает наутро после обкурки.

Хорошо, Арни закрыл Кристину, это понятно и естественно. Вот только… Когда я обходил машину первый раз, все кнопки блокировки дверей торчали наружу. Или мне опять показалось?

Я вновь сделал шаг назад и осмотрел машину. Она неподвижно стояла на месте, похожая на груду ржавого железа. Ни о чем конкретном я не думал – в этом я почти уверен, – разве что в глубине души подозревал, что Кристина догадалась о моих намерениях.

Ей не хотелось, чтобы я заглядывал под капот, и она заперлась изнутри. Так, что ли?

Вот умора! Мне стало настолько смешно, что я опять хохотнул (на меня уже косились несколько человек – как на умалишенного, хохочущего над собственными мыслями).

Тут на мое плечо опустилась тяжелая рука. Это был Дарнелл собственной персоной, из уголка рта у него торчала потухшая сигара с противным мокрым кончиком. На носу висели узенькие очки от дальнозоркости, а за ними сверкали холодные пытливые глаза.

– Ты что тут делаешь, малый? Машина не твоя.

Толстяки из соседнего отсека с любопытством следили за происходящим. Один пихнул другого и что-то прошептал.

– Машина принадлежит моему другу. Мы ее вместе сюда привезли. Неужели вы меня не помните? У меня была огромная опухоль на кончике носа и…

– Да мне плевать, хоть ты ее на своем скейтборде прикатил, – оборвал меня Дарнелл. – Машина не твоя – и точка. Шуточки твои мне тоже не нравятся, так что вали отсюда, малый, пока…

Мой отец оказался прав – Дарнелл был тот еще паскуда. И я бы с удовольствием свалил из его заведения: я мог придумать минимум шесть тысяч мест, где предпочел бы оказаться в предпоследний день школьных каникул. Да хоть в Калькуттской черной яме, ей-богу! Может, не самое приятное место для отдыха, но все лучше Дарнелловой помойки. Однако машина не давала мне покоя. Внутри все так и зудело от любопытства. «Смотри в оба, Деннис», – сказал мне отец. Я и смотрел, только не очень-то верил своим глазам.

– Меня зовут Деннис Гилдер, – сказал я. – Мой отец раньше работал у вас бухгалтером, помните?

Он долго смотрел на меня безразличными свинячьими глазками, и я уже ждал услышать что-нибудь в духе «Плевать мне на твоего отца и на тебя, вали отсюда, дай честным работягам спокойно чинить свои машины, чтобы кормить семью…» И так далее, и тому подобное.

Но тут Дарнелл улыбнулся – одними губами.

– А, так ты сынок Кенни Гилдера?

– Ага.

Он погладил капот Кристины бледной жирной рукой, и я заметил на ней два кольца, одно явно бриллиантовое. Но что может знать глупый подросток?

– Тогда ты должен быть наш парень. Раз ты сын Кенни.

Я подумал, что сейчас он попросит меня предъявить права или еще какое-нибудь удостоверение личности.

Толстяки из соседнего отсека снова принялись за работу, решив, что ничего интересного уже не произойдет.

– Тогда пойдем в мой кабинет, потолкуем, – сказал Дарнелл и пошел прочь, даже не оглянувшись. Ему и в голову не пришло, что я могу не послушаться. Он плыл вперед, как корабль на всех парусах, белая рубашка вздымалась волнами, а огромные бедра и зад казались неправдоподобно, сверхъестественно, невероятно широкими. При виде очень толстых людей мне всегда кажется, что передо мной – искусная оптическая иллюзия. В моей семье толстяков никогда не бывало, даже я среди них выгляжу тяжеловесом.

Дарнелл то и дело останавливался по пути к своему кабинету, одна стена которого была полностью стеклянная. Это навело меня на мысль о Молохе. Мы читали об этом божестве на спецкурсе по истории литературы: у него было всевидящее красное око. Дарнелл рявкнул на какого-то незадачливого подростка, чтобы тот живо раздобыл шланг для отвода выхлопных газов, а другому проорал что-то про Никки, который опять просит «приключений на свою задницу» (оба разразились диким хохотом). Третьему парню он приказал убрать пустые банки из-под пепси («Ты что, на помойке родился?!»). По всей видимости, «человеческим голосом» (выражение моей мамы) Дарнелл говорить вообще не умел.

Помедлив секунду, я пошел за ним. Любопытство кошку сгубило.