Кристина

Я шел по коридору и думал о Ли Кэбот. Вот будет потеха, если она станет встречаться с Арни! Народ просто на уши встанет. Школьное общество очень консервативно, доложу я вам. Девчонки всегда одеты по последней сумасбродной моде, парни иногда отпускают волосы до жопы, все покуривают травку или балуются кокаином, – но все это мишура, защитный механизм, под которым ты лихорадочно пытаешься понять, что происходит с твоей жизнью. Что-то вроде зеркальца, которым ты светишь в глаза учителям и родителям, чтобы сбить их с толку, пока они не сбили с толку тебя. В глубине души почти все школьники столь же старомодны и допотопны в своих взглядах, как сборище банкиров-республиканцев на выступлении церковного хора. Пусть у девушки есть все альбомы «Блэк Саббат», стоит Оззи Озборну прийти в школу и пригласить ее на свидание, как эта девушка (и все ее подруги) будут смеяться над его затеей, пока животики не надорвут.

Да, прыщей у Арни больше не было, и выглядел он неплохо – даже очень неплохо. Но ни одна девушка из нашей школы, видевшая его истекающее гноем лицо, никогда бы не согласилась с ним встречаться. У них перед глазами все еще стоял его прежний образ. С Ли вышло по-другому. Она перевелась в нашу школу недавно и не знала, какой видок был у Арни пару месяцев назад. Она могла бы получить об этом представление, если бы взяла прошлогодний номер «Книгочея» и нашла там фотографию шахматного клуба, но и здесь республиканская консервативность сыграла бы свою роль. «Живи сегодняшним днем» – спроси любого банкира, и он ответит, что именно так устроен наш мир.

В детстве мы принимаем как должное тот факт, что все вокруг постоянно меняется. Взрослые сознают, что мир будет меняться независимо от их усилий и попыток сохранить статус-кво (это знают даже банкиры-республиканцы – может, им это не нравится, но они знают). Лишь в юности человек может без конца твердить о переменах, мечтать о них, а в душе верить, что ничего никогда не изменится.

Я вышел на улицу с огромным пакетом еды и двинулся по парковке в сторону мастерской. Это длинный сарай из листового железа, выкрашенного в синий цвет, – очень похожий на гараж Дарнелла, только гораздо опрятнее. Внутри здания находятся деревообрабатывающая, полиграфическая и автомастерская. Курилка расположена у дальнего конца, но в ясные деньки наши работяги с сигаретами в зубах стоят вдоль обеих стен здания, упираясь в них мотоциклетными ботинками или кубинскими остроносыми говнодавами. Они курят и болтают со своими подружками. Или лапают их.

Сегодня справа от мастерской не было ни единой живой души, и это должно было меня насторожить – но не насторожило. Я слишком увлекся размышлениями об Арни, Ли и психологии современных американских подростков.

Сама курилка – специально отведенное для курения место – это небольшой тупик за автомастерской. Если пройти от нее еще пятьдесят-шестьдесят ярдов, окажешься на футбольном поле, над которым висит электронное табло, сверху украшенное надписью: «ВПЕРЕД, ТЕРЬЕРЫ!»

Неподалеку от курилки я заметил большую компанию – двадцать или тридцать человек стояли, образовав плотное кольцо. Обычно это означает, что внутри затевается драка. Арни называет такие драки «потолкашками»: два парня просто пихают друг друга в грудь, быкуют и пытаются таким образом отстоять свою репутацию настоящего мачо.

Я без особого интереса стал вглядываться в толпу. Мне не хотелось смотреть на драку, мне хотелось пообедать и узнать, что происходит между Арни и Ли Кэбот. Может, влюбившись, он даже забудет про Кристину? У Ли, по крайней мере, двери не проржавели.

Тут раздался девчачий визг, и кто-то закричал: «Эй, чувак, а ну-ка убери эту штуковину!» Значит, дело плохо. Я резко свернул с намеченного курса.

Я пробрался сквозь толпу и увидел в кругу Арни: он стоял, держа кулаки на уровне груди, бледный и встревоженный, но я бы не сказал, что перепуганный насмерть. Рядом лежал раздавленный пакет с обедом, посередине которого красовался отпечаток кеда. Напротив Арни, в джинсах и белой футболке, плотно облегающей каждый бугор на широкой груди, стоял Бадди Реппертон. В правой руке у него сверкал выкидной ножик, которым он медленно водил туда-сюда перед лицом, точно фокусник, делающий магические пассы.

Он был высокий и широкоплечий. Длинные черные волосы, стянутые куском сыромятной кожи. Лицо мощное, тупое и злобное. На губах – едва заметная улыбка. Я мгновенно испытал вселяющую ужас смесь растерянности и ледяного страха. Нет, Бадди был не просто глуп и злобен; у него явно поехала крыша.

– Я же обещал, что отомщу, чувак, – тихо сказал он и неторопливо пырнул ножом воздух.

Арни слегка попятился. У ножика была ручка из слоновой кости с маленькой хромированной кнопкой. И длинное лезвие, дюймов восемь… не нож, а чертов штык.

– Давай, Бадди, оставь ему свой автограф! – радостно завопил Дон Вандерберг, и во рту у меня пересохло.

Я оглянулся на стоявшего поблизости парня – какой-то ботаник, которого я знать не знал. Видимо, новенький. Как завороженный он наблюдал за действом.