Кристина

Арни улыбнулся. Она все еще придерживала его за руку, и он был, мягко говоря, на седьмом небе. Еще бы! Возьми меня за руку моя первая настоящая подруга – да еще такая красавица, как Ли, – я бы за один этот жест на руках ее носил. Честное слово, я хотел им обоим только добра. Пожалуйста, поверьте хотя бы в это, если всему остальному поверить не сможете. Если кто и заслуживал счастья, так это Арни.

Остальные игроки давно ушли в раздевалку, располагавшуюся в задней части спортивного крыла. Из-за двери высунулась голова тренера Паффера.

– Может, вы уже почтите нас своим присутствием, мистер Гилдер?! – крикнул он. – Я знаю, у вас много важных дел, и надеюсь, вы меня простите за столь наглую просьбу, но все же не могли бы вы притащить свой зад в раздевалку?

Я напоследок шепнул Ли и Арни: «Это не рок-н-роооул, а Роджерс и Хаммерстайн!» – и двинулся в сторону раздевалок. Арни и Ли пошли к трибунам. На полдороге я передумал и вернулся к Кристине. Я никак не мог избавиться от нелепого предрассудка, что подходить к ней спереди не стоит, и поэтому зашел слева.

В глаза сразу бросился дилерский номерной знак, примотанный проволокой. Я приподнял его и увидел на обратной стороне наклейку: «ЭТОТ НОМЕРНОЙ ЗНАК – СОБСТВЕННОСТЬ «АВТОМАСТЕРСКОЙ ДАРНЕЛЛА», ЛИБЕРТИВИЛЛЬ, ПЕНСИЛЬВАНИЯ».

Я отпустил знак, встал и нахмурился. Дарнелл подарил Арни наклейку о пройденном техосмотре, хотя Кристине было еще очень далеко до этого. Дарнелл дал ему временный номер, чтобы он смог свозить Ли на игру. В придачу ко всему Дарнелл перестал быть Дарнеллом, а стал «Уиллом». Любопытно… но не утешительно.

Я начал гадать, неужели Арни и впрямь такой дурак, что готов доверять уиллам дарнеллам этого мира. Надеюсь, что нет. Но я вообще перестал понимать и узнавать Арни, за последние несколько недель он здорово изменился.

Мы удивили сами себя и выиграли матч – как потом выяснилось, это была первая из двух побед за весь сезон… Впрочем, к концу сезона я уже не играл в команде.

Мы не имели никакого права на победу; мы вышли на поле, чувствуя себя полными неудачниками, и проиграли жеребьевку. «Горцы» (идиотское название для команды, но если уж быть совсем честным, «Терьеры» ненамного лучше) одолели сорок ярдов за первые два розыгрыша, почти беспрепятственно пройдя через нашу линию обороны. Потом, в третьем розыгрыше, на их третьем первом дауне подряд, квотербек потерял мяч. Гари Тардиф подхватил его и, пробежав с широкой ухмылкой шестьдесят ярдов, занес в зачетную зону.

«Горцы» и их тренер принялись с пеной у рта доказывать, что мяч после потери уже был «мертвым», но судьи с ними не согласились, и счет стал 6:0 в нашу пользу. С моего места на скамейке были видны трибуны, и я заметил, что немногочисленные либертивилльские фанаты пляшут от радости. Наверное, они имели на это право – все-таки мы лидировали впервые за сезон. Арни и Ли размахивали флажками с логотипом нашей команды. Я помахал им рукой. Ли это заметила, помахала в ответ, затем пихнула Арни, и он тоже помахал. Ну прямо два голубка… Я невольно заулыбался.

После первой сомнительной победы мы рванули вперед – видимо, по инерции. В том году это чудо случилось с нами единственный раз; конечно, я не побил всех рекордов, как предсказывал Арни, но все-таки занес три тачдауна, один из них – на девяностоярдовом возврате, самом длинном в моей жизни. К перерыву счет был уже 17:0, и наш тренер расцвел. Он рисовал в воображении триумфальное возвращение «Терьеров» в ряды победителей, самое эффектное за всю историю Конференции. Конечно, мечта его не сбылась, но в тот день он был очень доволен, и меня это радовало, как радовала и внезапная дружба Арни и Ли.

Во второй половине матча все было уже не так радужно; мы стали чаще принимать позу, к которой привыкли за первые три игры, – то есть лицом в землю, – однако противник не успел нас догнать, и мы победили со счетом 27:18.

В середине четвертой четверти тренер заменил меня Брайаном Макнэлли, которому предстояло играть вместо меня в следующем году – и даже раньше, как потом выяснилось. Я принял душ, переоделся и вышел на улицу за две минуты до финального свистка.

На парковке было много машин и совсем не было людей. С поля доносились дикие крики: фанаты «Горцев» призывали команду совершить невозможное. Отсюда все действо казалось бессмысленным и никому не нужным – впрочем, так оно и было.

Я направился к Кристине.

Она стояла на месте: проржавленные крылья, новенький капот и длиннющие плавники – эдакий динозавр родом из 50-х, когда все нефтяные миллионеры были из Техаса, а доллар разделывал японскую иену под орех. В те дни Карл Перкинс пел про розовые бриджи, Джонни Хортон – про танцы до утра на дощатом полу кабака, а кумиром американской молодежи был Эд «Куки» Бирнс.

Я прикоснулся к Кристине, хотел погладить ее, как Арни, полюбить эту машину ради него – последовать примеру Ли. Уж мне-то это должно быть под силу: Ли знакома с Арни месяц, а мы дружим всю жизнь.