Кристофер Нолан. Фильмы, загадки и чудеса культового режиссера

Впрочем, Нолан прочитал «Лунный камень» уже по завершении съемок «Интерстеллара» – так почему же мы обсуждаем роман в связи с «Началом»? Генетический код фильма нетрудно отследить до викторианской эпохи. Можно сказать, что сама идея картины родилась в XIX веке, пережитком которого был колледж Хэйлибери с его неоклассическим внутренним двором, молитвами на латыни и холодными ваннами. «Начало» опирается на работы, которые Нолан вобрал в себя школьником: сериал «Кошмары Фредди», фильм «Pink Floyd: Стена» и литографии Маурица Эшера. Кстати, долгое время считалось, что эшеровские бесконечные лестницы имеют большее отношение к математике, нежели к реальному миру (сам автор в одном из интервью говорил, что «мои работы ничуть не связаны ни с реальностью, ни с психологией»), однако в 2015 году организаторы выставки Эшера в Гааге нашли немало параллелей между его знаменитыми послевоенными лабиринтами – «День и ночь» (1938), «Дом с лестницей» (1951), «Относительность» (1953), «Картинная галерея» (1956) – и интерьерами школы в Арнеме на востоке Голландии, где будущий художник обучался в тринадцать лет. Эшер скучал на уроках, дважды оставался на второй год и даже не получил диплома об окончании учебы; позднее жизнь в школе он называл «сущим адом», а ее лестницы и коридоры в романском стиле автор воспроизвел на ужасающе бесконечных пейзажах своих литографий.

Похожим образом Нолан обыгрывает неоклассическую архитектуру Хэйлибери в «Начале»; а именно – через помещение аптеки, где Юсуф готовит дарующие забвение снадобья и затем относит их в подвал, где под низким бетонным потолком при свете голых лампочек стоят кровати со стальным каркасом, на которых рядком лежат двенадцать спящих людей. Это очевидный отголосок цикличных интерьеров общежития Мелвилл, где Нолан лежал после отбоя и слушал музыку к фильмам. Длинный, аскетичный барак с деревянным полом, низким потолком и двумя параллельными рядами одинаковых коек с железным каркасом; младшие ученики спят в одном конце помещения, старшие – на противоположном, и каждый из них твердо знает свое место в жизни. Очнувшись от кошмара, Кобб бежит ополоснуть лицо в соседнее помещение, идентичное банному корпусу Хэйлибери: несколько умывальников в ряд, кафельная плитка на стене, глубокие раковины и вытянутые смесители.

Нолан в интерьере аптечного подвала, где Юсуф усыпляет своих клиентов; эту локацию режиссер неосознанно почерпнул из воспоминаний о своем общежитии в Хэйлибери.

«Действительно, сходство есть, – говорит Нолан. – Тут вы правы. Я много лет спал на таких железных кроватях, так что они определенно запали мне в память. В фильме мы используем стандартные казенные койки с металлическим каркасом, подходящие сеттингу постколониальной Африки в данной сцене. Каких-то сознательных параллелей я не делал. Просто следовал за своим эстетическим чутьем. Вот вы описываете общежитие и его законы, повторение форм, эскапизм через музыку – все это резонные аналогии, но они родились совершенно неосознанно. Так уж устроено кино. Многие решения автор принимает на подсознательном уровне – я это понял еще в университете из разговоров профессоров со студентами, которым хорошо давался литературный анализ. В своих короткометражных фильмах я обращался к определенным образам (скажем, часам или колоде карт), потому что они чем-то откликались во мне. С годами я уверился в том, что работа режиссера, его режиссерские задачи, во многом опирается на интуицию и подсознание. Пожалуй, идея визуальной рекурсии, про которую вы говорите, в наиболее развитой своей форме появляется в “Интерстелларе” как тессеракт, где каждая спальня – ячейка, слегка отличающаяся от других, слегка изменившаяся во времени. Эти повторяющиеся ячейки, паттерны, умножения присутствуют во всех моих фильмах. Они есть в тоннеле спален из “Интерстеллара” и (в зачаточной форме) в “Начале”, когда мы видим эволюцию домов, в которых герои жили в разные годы. И в сцене в лифте с рекурсией отражений в зеркале. Так или иначе я стараюсь вводить эти идеи в свое кино».

Нолан не может ответить, почему образ общежития столь крепко засел в его воображении, но именно в интернате он впервые ощутил, сколь тесными могут быть границы времени и пространства. Именно в Хэйлибери его фантазии обрели по-настоящему викторианский дух, а возможность сбежать стала не роскошью, но необходимостью. Именно в спальне-бараке для Нолана впервые сошлись повторы и рекурсии, ключевой элемент его подхода к пространству и композиции кадра. Общежитие Мелвилл – лучшее место, чтобы воспитать в себе ненависть к законам перспективы.