Разумеется, Нолан думал о собственной одиннадцатилетней дочери Флоре и о том, как больно ему разлучаться с ней, отправляясь на съемки фильмов. Рабочим названием «Интерстеллара» было «Письмо Флоры». «Мне хорошо знакома дилемма человека, который должен оставить детей, чтобы делать свое дело; ему отчаянно хочется быть рядом с ними, и все же дело манит его за собой, – говорит Нолан. – Я совершенно влюблен в свою работу. И считаю, что мне невероятно повезло ей заниматься. Но также я испытываю чувство вины,
Едва ли стоит удивляться, что режиссер «Помни» и «Начала» – фильмов с филигранным, почти часовым механизмом сюжета – наконец обратился к Альберту Эйнштейну, который вывел постулаты относительности, изучая механику часов в патентном бюро Берна в Швейцарии. Каждый день, отправляясь на работу из своей квартиры на улице Крамгассе, Эйнштейн проходил мимо множества электрических часов, чью работу координировал центральный телеграф. В те годы Швейцария вознамерилась синхронизировать друг с другом все часы в мире, и Берн стоял в авангарде этого процесса. Электросеть непрерывно расширялась и связывала различные часы с «материнским» хронометром в обсерватории, откуда, начиная с 1 августа 1890 года, автоматически расходились корректирующие сигналы по отелям, перекресткам и колокольням сразу нескольких континентов. В бюро Эйнштейна один за другим приходили патенты на новые электрические часы, так что ученый мог из первых рядов наблюдать за явлением, которое пресса окрестила «часовой революцией». В каком-то смысле теория относительности стала отражением его ежедневных прогулок по Берну. «Эйнштейн оказался в самой гуще перемен, – пишет Питер Галисон [в книге «Часы Эйнштейна, карты Пуанкаре. Империи времени»]. – Вдохновившись новым, удобным, охватившим единовременно весь мир механизмом, Эйнштейн вывел на основе его принципов свою новую физику».
Гораздо большее удивление у критиков, привыкших отзываться о Нолане как о «холодном» или даже «суровом» режиссере, вызвало то, сколько эмоций он высек из теорий Эйнштейна. Предыдущие работы Нолана ругали то за «сухость», то за «бесстрастность», однако «Интерстеллар» вдруг оказался ревущим гимном во славу семейных связей – настоящей «слезовыжималкой», где героев разлучает не пространство, а время. У Дэвида Лина в «Докторе Живаго» Юрия (Омар Шариф) и Лару (Джули Кристи) разделяет заснеженная уральская тундра. В «Интерстелларе» время похищает отцов у дочерей, а сыновей – у отцов. Герои рыдают над видеописьмами от родных, пришедшими будто из другой жизни. Призрак оставляет в пыли послания для живых. В основе фильма лежит простая идея, подхватывающая диалог XIX и XXI веков, начатый в «Престиже»: по версии Нолана, покорение космоса отражает и заостряет пределы человеческой природы ничуть не меньше, чем освоение земных океанов и континентов в эпоху географических открытий. «Мы с тобой первооткрыватели, – говорит Купер своему коллеге Ромилли (Дэвид Гяси). – Это наша лодка». Космическую станцию, состоящую из двенадцати связанных кольцом модулей, Джона назвал «Эндюранс» в честь трехмачтовой баркентины, на которой сэр Эрнест Шеклтон исследовал Антарктиду в 1914 году. Корабль застрял во льдах, потерял управление и был раздавлен. Лишь через два года отчаявшимся морякам удалось добраться до китобойной базы Стромнесс на острове Южная Георгия. «Скажите, когда закончилась война?» – спросил Шеклтон у начальника базы. «Война по-прежнему идет, – ответил тот. – Миллионы людей мертвы. Европа сошла с ума, весь мир сошел с ума». Все путешественники так или иначе путешествуют во времени.