Критическая метаморфоза

— Мда, — отчаянно опустил голову Женя, — Как говорил наш преподаватель по механики: «Инженер — это человек, который сложные вещи может объяснить простым языком, а лёгкие — сложным».

Началась тишина, минуты на полторы. Ми́лан надеялся, что не обидел своего друга, а второй внезапно задал резонный вопрос: — Сколько ты собрался здесь ещё сидеть?

— Эх… Та я тоже уже подумывал заканчивать. Час прошёл, и никто сюда не вернулся, значит пора уходить. Давай тогда ещё пару минут и по домам.

Женя кивнул. С того места, где сидел, видеть он мог только главную дорогу, где ни единого человека, ни одной машины, за эти две минуты не прошмыгнуло. Также, как и ни единого свечения, будь то фонари, или лампы в окнах квартир.

Девять часов вечера. Сентябрь — начало коротких дней и долгих ночей. Преддверье холодов и время паноптикума синоптиков на тему скорого выпада осадков на ничем не защищённые улицы Фееры.

Стук в двери, господин Вуурын удивлённо поднял голову, потом перенёс взгляд на супругу, с немым вопросом. В ответ он увидел лишь непонятные разводы руками и плечами. Это означало, что никто из них гостей не ждал. Тем более так поздно и в такую холодную погоду.

Сергей Вуурын пошёл в сторону двери, предварительно надев свои тёплые тапочки. У них был двухкомнатный дом и городское отопление ещё не дали. Говорят, "сезон не начался", а греться от чего-то нужно. У семьи Димы на две комнаты был лишь один обогреватель, но если в зале было более-менее, то в прихожей продувало серьёзно. Включая, что за дверью улица без единого высокого здания вокруг, и весь ветер дул равномерно по всем сторонам.

Отец Димы всматривался в глазок, увидел потенциального гостя, но удивления с его лица так и не сошло. Он вновь развернулся к жене, которая ждала от него хоть каких-то комментариев, скривив в недоумении лицо и параллельно крутил нижний замок двери, потихоньку начав её открывать.

Дверь распахнулась на шестьдесят процентов, чтобы не выпускать лишнего тепла и на пороге у них стоял, закрыв шею, сильно выделявшегося на фоне всего другого, красным шарфом, Дэриэл.

— Дэри? Что-то произошло? — растерянно произнёс.

— Добрый вечер, — потом взглянул на мать Димы и приветственно кивнул и ей.

Мама Димы поднялась с кресла и взбудоражено закивала головой.

— Нет, ничего не случилось, — добродушно ответил, — Я просто хотел узнать… А Дима дома?

— … Дима? Эээ… — глава семьи замешкался с ответом, — А ты, что не знаешь? — говорил он, ели сдерживая эмоции, — Он…

— Я знаю… — перебил его, — И очень сожалею. Я просто хотел увидится с ним… Если можно.

Сергей Вуурын застопорился на пару секунд, подумал и дал ответ: — Та можно, конечно, он дома, — и показал в сторону супруги, чтобы та позвала его, а она с удивлением стояла и водила зрачками, то на Сергея, то на Дэри.

— Он в спальне сидит. Заходи, раздевайся, сейчас я тебе тапочки дам, у нас слегка дует со двора.

— Дело в том, — Дэриэл перебил, — Что я бы хотел, если это возможно, пригласить его на улицу. Здесь у двора, на лавочке.

Мама Димы подняла на мужа глаза, и медленно простонала: — Там ведь холодно, тем более нам скоро собираться…

Сергей мудро нахмурил брови и тихо успокоил её: — Ничего. Ему всё равно нужно по больше дышать свежим воздухом, — тягостно и гнетуще, выдавливал слова, — А чтобы не простудиться, одень его получше, — и кивнул ей.

Юлия Вуурына с пониманием и тяжелой гримасой ушла в спальню к Диме. Дэриэл же, стоя и ожидая у двери, чувствовал себя максимально неудобно. Понимая, что к нему сейчас не выйдет тот озорной друг, который мог по десять минут перед выходом на улицу, при всех друзьях с юмором, спорить с матерью по вопросу, надевать ему шапку или нет. А выйдет тот, который возможно даже есть, без чей-то помощи уже не может. Он боялся выказать этот страх, через свою сжатую от волнения "мину". Поэтому посматривал на отца Димы, убеждаясь в том, что на него никто не смотрит.

Лицо Сергея Вуурына было направлено в окно, но взгляд стремился намного дальше. По нему было видно, что этого человека, жизнь заставила пережить, много плохого. Но всё же предоставляло надежду, что и заставляет его держаться.

По всему дому, на стенах, были розвешаны картины, но Дэриэл не мог увидеть, что именно было изображено на них, ибо все они были завешанны тряпками.

И тут, потихоньку, не без помощи своей матери, Дима вышел из комнаты. Тепло одет, крепко держа в своих руках белый пуховик. С надетой уже на голове, серой, тёплой шапкой. И пустым, до остервенения взглядом.

Увидев его, он помахал ему рукой. Реакции от Димы не последовало, после чего его отец, по-доброму хлопнул Дэриэла по плечу. Зайдя в прихожую, Дима прилежно протянул ему руку, где по лицу было видно, не понимание совершающих им действий. И делал лишь по просьбе своей мамы. Клынков оценил и со словами: "Привет", — тоже протянул и пожал ему руку.

Потом Диме отец указал жестом на его обувь. На вопрос, сможет ли обуться сам, он кивнул и спокойно, просунув ногу в ботинок, принялся не торопясь завязывать шнурки.