Критические статьи

Второй концерт (30 ноября) начался 2-й симфонией Шумана (C-dur), одним из самых замечательных произведений по музыке, но оркестрованным дурно, как и большинство оркестровых вещей этого композитора. Вообще странно, как человек с таким тонким музыкальным чутьем, громадной силой творчества и глубокою эрудицией совершенно не умел пользоваться красками оркестра. Это тем удивительнее, что сам Шуман знал и понимал все красоты оркестровки в партитурах других композиторов и любил наслаждаться ими. Но возвратимся к его симфонии. Она состоит из четырех частей и начинается интродукцией (в ⁶/₄), в медленном темпе, тихими, плавными, прелестными ходами у струнных инструментов и крайне простою темой у медных. Далее интродукция оживляется немного и начинаются уже намеки на первую тему первого allegro. Первая тема этого allegro (в ³/₄) — сильная, прекрасная; вторая гораздо слабее; но самое лучшее в этой части — середина, в которой развитие и разработка тем и педаль на G изумительно хороши. Вообще это allegro — один из лучших образцов симфонической музыки. Вторая часть — скерцо (в ²/₄) очень живое, но немного растянутое, с двумя трио. Оно неизмеримо слабее первой части; всего симпатичнее здесь второе трио. Третья часть — адажио, самая лучшая по музыке и сравнительно недурно оркестрована, местами даже эффектна (например, тема и потом трели у скрипок на высоких нотах во время исполнения темы духовыми — чрезвычайно эффектны). Финал (⁴/₄) — allegro — по музыке слабее; в нем проскальзывают темы интродукции и andante, и в конце появляется эпизодически еще совершенно новая тема. Но собственные темы финала не отличаются большими достоинствами, особенно первая. Самое замечательное во всем финале— это его форма, своеобразная и свободная, отклоняющаяся от общепринятого построения симфонического allegro. Вся вообще симфония по музыке выше первой симфонии Шумана (B-dur), хотя и ниже третьей (Es-dur), которая, впрочем, оркестрована гораздо хуже. Исполнение симфонии было вполне образцовое. У нас никто никогда не дирижировал пьес Шумана с таким увлечением, такою ясностью и таким тонким пониманием, как г. Балакирев. В его дирижировке как-то сглаживаются даже самые недостатки шумановской оркестровки: неуклюжее употребление меди, постоянная надоедливая дублировка струнных духовыми и наоборот и т. д. Но главная трудность исполнения вещей Шумана заключается в верной передаче бездны тонких оттенков, которые требуют от дирижера чрезвычайно развитого художественного чутья. А этой-то именно стороне всего более удовлетворяет дирижировка М. А. Балакирева.

Вторым нумером было известное ариозо из оперы «Пророк» Мейербера, пропетое г-жою Лавровскою. Ариозо есть одно из лучших и эффектнейших произведений Мейербера, очень замечательное по тонкой и красивой оркестровке. Здесь видно, насколько Мейербер как художник тоньше и талантливее Вагнера, который при всем умении владеть оркестром несравненно грубее Мейербера и во всех вещах своих держится известной, им выработанной рутины. Кроме ариозо г-жа Лавровская пропела еще три романса: один романс Шумана, «Еврейскую мелодию» А. Г. Рубинштейна и «Es war ein König im Thule»[9] Листа. Нельзя не сказать спасибо г-же Лавровской за то, что она познакомила публику с последним романсом, который, сколько мне известно, никогда еще не был исполняем у нас в концертах. Вообще вокальные сочинения Листа у нас почти неизвестны. Всего лучше были спеты г-жою Лавровскою именно романсы, особенно второй.

Между ариозо и романсами шли два отрывка из «Руслана и Людмилы» Глинки: восточные танцы, переложенные для одного оркестра М. А. Балакиревым, и хор «Погибнет» — оба нумера без пропусков. Трудно себе представить что-нибудь оригинальнее и прелестнее этих танцев, особенно знаменитой «Лезгинки». Что за роскошь красок! Словами невозможно передать весь эффект взвизгивания пикколо и скрипок, весь задор ритмических фигур ударных инструментов и меди, все своеобразие восточного колорита в гармонии! И как жаль, что именно самое оригинальное и лучшее из «Лезгинки» (окончание в ³/₄) и выпускается при исполнении ее на нашем театре. Смелость и своеобразие гармонии у струнных, фигуры скрипок и духовых, потом переливы кларнета и гобоя, капризные ритмические эффекты ударных инструментов и дикое, необузданное заключение — все это вместе производит глубокое впечатление своею подавляющей новизною и прелестью музыкальных элементов. Тут так и слышатся те «восточные орды», нашествия которых на равнины рутинной немецкой музыки так боятся наши музыкальные Лоэнгрины.