Критический эксперимент 2033

— Глэдис, верховная надзирательница Земли! Так что же, нам и покойных не хоронить, если уж надо всё возвращать Земле? Разделывать трупы и разбрасывать на своём поле?

Друидка улыбнулась:

— Хоронить можно по любым разумным обычаям: и в могиле, и в саркофаге, и сжигать, и топить труп в море, пусть Нептун подавится! Умираете вы один раз в жизни, а едите и испражняетесь несколько раз в день.

Но тем не менее было принято решение: умерших рабов не хоронить, а складывать в одну из выгребных ям, затем кости размалывать, а жижу пускать на удобрение. Вот свободным людям была оставлено право поступать со своими трупами, как они сами и их близкие желают.

Евгений посмеялся уловке Гвлэдис. Смрад легче переносить, когда поёшь либо ругаешься. А надзирательница раз в несколько дней заводила с ним разговор о том, что надо бы ему поехать к кельтам, посмотреть друидские святилища, училища, города и деревни кельтов, освятить несколько алтарей Бога Единого. Во время прощального пира на Склоне друиды уговаривали Фламина поехать с ними. Исправитель (теперь уже смело можно было называть себя этим словом) понимал, что при другом исходе визита и боя они бы приказывали ему. Это стало одной из важнейших причин, по которой он вежливо, но непреклонно отказал, оговорившись, что может приехать тогда, когда сам решит и когда Бог не выразит порицания такому намерению, а ещё лучше, если даст знак поощрения.

46. Зарницы

В Риме после отъезда друидов вновь начались волнения по поводу аграрного закона. Фламин напомнил предупреждение, что этот закон приведёт к смуте, но продержится лишь день. Присоединились к этому Аппий Клавдий, вставивший в молитву слова: «Нет равенства на небесах, не может быть его и на земле», и Гвлэдис, пропевшая:

Землю, как будто невольницу-шлюху, делили,

Город в блудилище этим они превратили.

Наедине Аппий и Гвлэдис стали выговаривать Фламину:

— Ты что, не видишь, как трясёт Город? Ты ведь уже знаешь, что посоветовать. Думай быстрее и скажи! — потребовала друидка.

— Скажи так, чтобы с охотою согласились и патриции, и плебеи, — припечатал Клавдий.

— Так что же, быстрее сказать или лучше? — огрызнулся Евгений, которого шокировало бесцеремонное утверждение надзирательницы, что на самом деле он уже знает решение. Нечто в голове вертелось, но ясной формулировки не было.

— Ладно, скажи лучше. Но не тяни, — смилостивилась Гвлэдис.

А со всех сторон сверкали зарницы. Отношения между союзными и дикими вольсками ухудшались с каждым месяцем, и в эту войну явно будет втянуты и Рим, и эквы, а, может, и ещё кто-то.

Этруски восприняли договор с кельтами на самом деле правильно: Рим и галлы поделили между собой их земли. Двенадцать правителей этрусских городов стали совещаться, на кого напасть первыми: на галлов или на Рим? Но пока что они ни до чего договориться не могли.

Осада Тартесса, сколько было известно по слухам, затянулась. Первоначально соседние племена поддерживали карфагенян, возглавляемых Кориоланом, потому что не очень любили богатых и гордых соседей, считая их угнетателями. Но разведочная экспедиция показала тартессцам, что готовится большая война, и они заранее укрепили как следует город; наняли войско, половину которого оставили тревожить пунийцев и их союзников; запаслись продовольствием. Римскому изменнику пришлось через некоторое время добывать припасы набегами, и постепенно соседи испанского города стали переходить на сторону Тартесса, так что осаждающие оказались практически в осаде. Карфаген отказал Кориолану в помощи, тамошние отцы-сенаторы заявили, что они и так не поскупились на снаряжение и наём войска, и если полководец не смог распорядиться этим богатством и ресурсами, он сам виноват.

Из галльских земель донеслись слухи, что посольство, вернувшееся из Рима с вестью о подчинении божеств Богу Единому, и сопроводившее в кельтские земли Его последователей для освящения алтарей и налаживания службы, вызвало раскол среди жрецов и племён. Больше половины их не согласились признать своих богов наместниками. Друиды раскололись на зелёных, сторонников союза с Римом, и бирюзовых, не признавших союзный договор. Племена непримиримо следовали либо за одними, либо за другими. Явно дело шло к большой междоусобице, всполохи которой уже случались.

На выборах консулов плебеи, уставшие от бесплодных волнений и на самом деле вдохновлённые громадным успехом Рима во внешней политике, позволили избрать ещё одного твердолобого Фабия: Марка, брата Цезона, а ему в напарники совсем уж консервативного сторонника патрициев и Сената, обвинителя Спурия Кассия, Луция Валерия. Здесь сыграли роль предупреждения по поводу аграрного закона.

Сделав такой выбор, плебеи схватились за голову и в трибуны провели наиболее радикальных популистов. Те вновь подняли на щит аграрный закон.