Критический эксперимент 2033

Они были разряжены куда более пышно, чем римские сенаторы. Среди тех было немало людей с состоянием по сути дела весьма зажиточных крестьян, а эти были плантаторами и купцами. Правда, твёрдости и воинственности в их лицах было намного меньше, чем у римлян, зато гама и бестолковщины в обсуждении практически столько же. Судья (суффет) здесь не обладал такой властью, как римский консул. При первом подозрении на излишнюю активность его снимали и могли привлечь к суду. Сколько он слышал, недавно за «попытку присвоить царскую власть» казнили суффета Ганнона, ранее прозванного Великим, а теперь называвшегося тираном. Вопросы казались какими-то бестолковыми: вперемежку про частные особенности культа Бога Единого, про устройство римского государства, про друидов, которые здесь были наполовину легендой, про загадочных учителей самого Евгения, про боевое искусство Волков и Рысей (на эти он отвечал, особенно тщательно взвешивая слова и стараясь, ни капли не обманывая, всячески преуменьшить боевые навыки своих людей).

Неожиданно лысый коротышка с серой встрёпанной бородой, неприметно сидевший в углу, сказал:

— Если бы всё было так, как ты рассказываешь, Евгений, не боялись бы твоих бойцов все окрестные народы и даже бешеные и воинственные кельты, не смогли бы они победить лучших кельтских воинов без потерь.

— Прищучил, Ганнон Короткий! — расхохотались сенаторы.

После этого пришлось Евгению, насколько было разумно, рассказать о том, как жестоко и жёстко тренируются его бойцы.

— Я знаю, что ты считаешь десять чужих воинов слишком малой ценой за гибель одного твоего бойца, — неожиданно уточнил Ганнон.

Евгению пришлось согласиться:

— Если кто-то из наших погибает, уведя за собой в Аид или к лучшей участи, как уж их души заслужили, всего десяток противников, мы его героем не считаем. Правда, когда наши дрались с кельтами, я считал героем того, кто убил одного кельта. Они — равные нам бойцы.

— Сами кельты так не считают, — улыбнулся коротышка.

У Фламина неожиданно зародилось подозрение, что карфагеняне хотят нанять его в качестве полководца вместо провалившегося Кориолана. У него вырвались необдуманные слова:

— Сенаторы, я боец и священник, а не полководец.

Улыбаясь, суффет Бод-Мелькарт бин Гасдрубал сказал:

— Мы убедились в твоей скромности, Фламин. Сильный обычно не хвастлив, так что, возможно, молва не врёт о тебе и твоих бойцах. Славный и великий Карфаген приглашает любого из них в свою армию, назначив ему талант золота за вербовку и талант за год службы. Подвиги оплачиваются дополнительно. А тебя вместе со всеми из твоих учеников и последователей, кого ты пожелаешь взять с собою и кто сам согласится на это, Карфаген готов сделать своими знатными гражданами. Тебе подготовлено поместье, достойное тебя, где ты сможешь молиться своему могущественному богу и готовить новых бойцов. Лучшие юноши из знатных семейств будут считать за честь учиться у тебя и готовы принести обет и служить твоему богу. А вдобавок мы будем покупать тебе за счёт города лучших рабов, чтобы ты тоже готовил из них бойцов, и лучших рабынь для услады тебя и твоих людей. Жрицы Астарты с нетерпением ждут твоих и твоих людей объятий. И те из них, кто уже насладились мужской силой сына твоего, отзываются о ней с восхищением.

Фламина передёрнуло. Оказывается, сын уже вовсю крутит любовные интрижки с местными «девадаси». Правда, чего другого можно было ожидать? Он хотел было вежливо твёрдо отказаться, но суффет предупредил его:

— Чтобы ты полностью обдумал своё решение, мы напоминаем, что по договору с республикой ты наш на год. Год отсчитывается со дня приёма в Сенате, да вдобавок сейчас он високосный, так что в нём тринадцать лун. Пока что ты будешь жить в славном нашем городе, пользоваться как хозяин своим домом и поместьем, учить наших бойцов и тех, кто пожелает и сможет служить твоему богу. Ответ Сенат выслушает через тринадцать месяцев. А почему мы не хотели сделать тебя полководцем, ты увидишь сегодня. Военачальники — такой же расходуемый материал, как наёмники. А ты нам нужен полностью и навсегда.

— А если я всё равно решу вернуться в Рим? — рискнул на прямой и резкий ответ в этой среде хитрецов и интриганов Фламин.

— Мне уже говорили, что твои люди походят на спартанцев. Только они и спартанцы могли бы спросить так, — ответил судья. — Мы дали обет отпустить тебя через год, и мы отпустим с достойной тебя наградой.

Евгений почувствовал, что ответ как минимум с двойным дном. Но заседание закончилось, и его посадили в паланкин (Евгений пытался протестовать и требовать коня) и понесли за город. Впрочем, подумав, Фламин решил, что так лучше: лил страшный ливень и гремел гром. А в паланкине было сухо и уютно.

Вот Авлу, который дожидался на коврике под колоннами Сената (но, впрочем, с полным почётом: ему поставили угощение, рядом с ним сидели и развлекали его разговором знатный юноша и две жрицы Астарты высшего разряда), предложили следовать за отцом на коне, если пожелает. Тот, конечно же, не отказался.