Критический эксперимент 2033

— Консулы! Отцы-сенаторы! Народ римский! «Jus summam saepe summa malitia est». (Высшее право часто есть высшее зло). Нам только что это продемонстрировали. Благороднейшего из плебеев хотят приравнять к предателю Кориолану. Я навёл справки. Когда он был у вольсков, он убеждал их заключить прочный мир и союз с Римом, не нападать на нас, пользуясь голодом, который вызвали отцы-сенаторы. Его Волки воюют за Рим и против врагов его. А Кориолан и его грязные псы, сбежавшие за текущей сучкой, изблёвывают ложь и злобу насчёт родины своей и призывают всех подряд её уничтожить! Но в приговоре половина слов правильна. Нам необходим в Городе алтарь неведомого Бога. Поэтому я накладываю вето на смертный приговор Квинту и подтверждаю приговор о воздвижении алтаря. И я предлагаю направить Квинта послом к вольскам, чтобы противопоставить его мудрость наглости Кориолана.

Второй трибун подтвердил решение Сициния. Консулы вынуждены были согласиться. Порция и дети, ждавшие неподалёку в лохмотьях, чтобы в случае печального исхода жалобами, плачем и мольбами своими пытаться смягчить народ и судей, выскочили с радостными криками. Квинту одели на голову венок и понесли на руках к его домусу. Он ухитрился услышать, как поднявшийся с курульного кресла и тем самым переставший быть должностным лицом Аппий-старший сказал сенаторам:

— Вы смогли только «Excitare fluctus in simpulo». (Поднять бурю в стакане воды).

Обсуждавшие свой второй конфуз сенаторы решили, что им надо было назначить диктатора специально для разбора дела Квинта. Позже, по крайней мере, однажды Рим прибег к подобному решению.

А Квинт вечером вызвал всех учеников к себе в домус и беспощадно избил своим посохом Гая Порция, заодно потребовав от него очищаться целый месяц от своих глупых ошибок, которые могли очень дорого обойтись всему содружеству. Порция же сказала ему ночью:

— Очень тяжело мне отпускать тебя к сопернице. Но благо Родины и решение народа превыше всего. Желаю тебе сил и буду молить Бога Единого, чтобы Он укрепил тебя и направил бы тебя на пути, лучшие для нас всех.

29. Приобретение и алтарь Бога

До того, как отправиться к вольскам, надо было подготовиться во всех отношениях. Прежде всего, Квинт вызвал к себе Павла Канулея, приказал ему в полном вооружении направиться к Аттию Туллию и спросить его, примет ли он Квинта Гладиатора с двумя его Волками как послов римского Сената и народа и на какой срок?

— А если вольски нападут на меня, потому что я иду вооружённый?

Евгений решил, что можно пользоваться не только русским матом, но и русской мудростью, и ответил:

— «Unus vir non bellator est, nisi viator» (Один в поле не воин, а путник).

Надо также было позаботиться о римских домах, оставив в них слуг. Переселять в Рим Авлипора или Квинтипора было опасно: ведь они много чего видели и слышали на Склоне, и почти наверняка сболтнут такое, что проступок Порция покажется детской игрой. Поэтому Квинт отправился в Остию, чтобы купить у пиратов или работорговцев раба и рабыню, поженить их и поселить в римском доме. Конечно, браки между рабами не признавались римским законодательством, но Квинт твёрдо решил проводить линию, что раб — тоже человек, хоть и потерявший на время рабства собственную волю, и что рабовладелец несёт всю ответственность за раба.

Остия в тот момент была даже не гаванью, а скорее маленькой торговой площадкой. Пристани не имелось, корабли вставали на якорь в удобной бухте в устье Тибра и перевозили товары на берег на лодках. Как раз пришли три пиратских корабля, пограбивших Великую Грецию: греческие колонии в Южной Италии и Сицилии. Главной добычей были рабы. Греки имели в Риме в то время репутацию болтливых, необязательных и несерьёзных слуг, римляне предпочитали лигуров, сардов, сикулов и прочих заведомых варваров: работящих и более выносливых. Греки формально были крепки и мускулисты, поскольку свободный человек должен был заниматься спортом, но плохо переносили длительный труд и лишения, а максимум к 40 годам обычно уже становились полными развалинами. Впрочем, это могло было быть связано с тем, что греки не могли смириться с неволей, и постоянное недовольство съедало их изнутри. Даже положение вольноотпущенника их угнетало, а другие рабы смотрели на него как на полную свободу: больших прав они и дома не имели. Правда, молодых гречанок и греческих мальчиков охотно раскупали для постельных нужд. Здесь нужно сделать оговорку: суровые патриции не одобряли такие покупки своей молодёжи, что делало дальнейшую судьбу этих наложниц и наложников ещё более безнадёжной: как только они надоедали молодым хозяевам, отец семейства стремился возвратить (хотя бы частично) деньги, потраченные на безделье, и рабы попадали в лапы Лупанара. Право стать вольноотпущенником в те времена нужно было заслужить делами.