Критический эксперимент 2033

Вечером Евгения прошиб холодный пот. Он понял сразу три вещи. Первое: царь Аппий слишком умён и поэтому даже не допустил намёка на возможное предательство Квинта, прекрасно понимая, что этого нет. Но, если бы разговор повернулся по-другому, он использовал бы и этот намёк, и свои агентурные данные, чтобы натравить народ на Квинта. Второе: если бы Квинт сейчас, выйдя от Аппия, назвал бы своё настоящее имя, то Аппий поддержал бы его, народ, который в отчаянии ищет спасителя, сделал бы Фламина диктатором или, скорее, царём. Аттий Туллий сдержал бы слово и закончил бы войну, отведя войска. Кориолана ждало бы в самом лучшем случае второе изгнание. Третье: второе было бы победой Рима и Квинта, но полным поражением исправителя Евгения и гибелью его больного мира. Осталась бы военная секта типа митраистов, а Рим, судя по всему, не смог бы водворить свой порядок в Европе.

36. Конец Кориолановой войны

Сенат решил продолжить переговоры о мире и послал свою депутацию. Кориолан чётко изложил условия: все вольские города остаются вольскам, мир с ними на двести месяцев, единоличная высшая власть в Риме передаётся Кориолану. Ему предложили, что один из консулов назначит его диктатором. В ответ Кориолан потребовал пожизненного диктаторства, а не на оставшиеся три месяца полномочий консулов, отмены института народных трибунов и их помощников: плебейских эдилов. Впрочем, насчёт плебейских эдилов Кориолан показал, что не прочь поторговаться. Сенаторы ушли, а когда депутация явилась вновь, Кориолан прислал трёх эмигрантов с вопросом: «Принимают ли Сенат и народ все требования, высказанные на прошлой встрече?» После ответа, что нужно их ещё обсудить, депутацию отправили обратно, не допустив к полководцам.

Эта ситуация всё больше не нравилась Аттию Туллию. Но потребовать штурма Рима он пока не решался, опасаясь, что неудача сведёт на нет все победы.

Такое поведение Кориолана сыграло против него: партия его сторонников заметно уменьшилась, плебеи и патриции начали воспринимать его действия как попытку посеять раздор внутри Рима. Будь ещё консулы чуть поумнее и порешительнее… Но заодно оставшиеся в кориолановской партии предельно радикализировались и затаились. Теперь они видели единственный выход в том, чтобы любым путём впустить в Город Кориолана с эмигрантами. Единственное, чего они остерегались: что при этом ворвутся и вольски, после чего они сами и их семьи испытают ужасы захвата и грабежа.

Как часто бывало в истории в подобных случаях, когда мужчины не могут ни на что решиться, действуют женщины. Толпа почтенных матрон, и патрицианок, и плебеек, среди которых была мать Порции, отправились в домус Кориолана, к его матери Ветурии. Сама Порция была на Склоне, но позже сказала Квинту, что тоже обязательно пошла бы. Первоначально были плачи, жалобы, а порою и обвинения: «Ветурия, будь проклято твоё чрево, которое произвело безжалостного врага родины!» Но обвинений было явное меньшинство, а Ветурия тоже плакала вместе со всеми, позвала и жену Кориолана Волумнию. Когда она появилась, женщины единодушно стали ругать Кориолана, бросившего добродетельную и верную жену ради шлюхи, а когда вбежали ещё двое его детей — Гай и Секунд — совсем расчувствовались. И вдруг одну из матрон осенила великолепная идея:

— Если уж нас так растрогали мать Гая Марция, жена и дети его, не может быть, чтобы его сердце не смягчилось при их виде!

И женщины начали наперебой уговаривать семью Кориолана пойти и образумить одержимого. После плача и уговоров была создана депутация из Ветурии. Волумнии с Гаем и Секундом, а также шести почтенных матрон-патрицианок. Она двинулась к лагерю вольсков, расположенного у Клулиева рва, милях в четырёх-пяти от Города. У Квинта, смотревшего с городской стены на их уход, защемило сердце от дурного предчувствия.

Сам Квинт, конечно, не видел того, что произошло в лагере вольсков. Рассказывали об этом следующее.

Кориолан вышел навстречу женщинам, они начали молить о милости к Риму. Кориолан обнял мать и велел всем замолчать, чтобы говорила лишь она. Ветурия начала:

— Сын мой, прежде всего, я должна понять, пленница я твоя или свободна?

— Конечно, ты и все женщины свободны. Никто вам не посмеет помешать вернуться в Рим или пойти куда хотите. А тебя, супругу и детей я готов сейчас же отправить в Цирцеи. Этот город мне отдан под управление, как освободителю его от наглых непрошеных гостей. Можете взять с собой всех, кто пожелает.

— А как же твой родной город? Как могилы твоих предков? Как могила твоего отца? Неужто ты, сын мой, всё это забыл? Вспомни, Гай! Ради той, что дала тебе жизнь, ради сыновей, родина которых Рим, пощади Рим!

Тут Волумния пододвинула к отцу сыновей, но те уже три года отца не видели и стали его дичиться. Это оказалось первым камешком не в сторону женщин. Тем не менее Кориолан начал беседовать с матерью и был готов забрать сыновей и жену. По отношению же к Риму он оставался пока что непреклонным.