Критический эксперимент 2033

Решив, что лучше будет разговаривать без лишних глаз и ушей, Ветурия предложила полководцу пригласить свою семью в шатёр, а матронам предложить угощение. Кориолан согласился, и тут из шатра выглянула Велтумна, навещавшая его время от времени и как раз сегодня оказавшаяся с ним.

— Всё правильно! Кориолан, зови семью в шатёр, мы всё решим в семейном кругу.

Волумния съёжилась, а Ветурия не выдержала и спросила:

— Эта заработчица и беглая рабыня тоже член нашей семьи?

— Если какой-то там Квинт Гладиатор может иметь двух жён из двух разных народов, почему я, великий полководец, не могу? — раздражённо ответил Кориолан и пригласил семью в шатёр.

Некоторое время из шатра раздавались звуки разговоров, порою перемежавшиеся криками Велтумны и Ветурии и командным голосом Кориолана, на некоторое время водворявшим порядок. Неожиданно перебранка сменилась воплями ужаса, и через несколько минут из шатра появился Кориолан с головами матери, жены и сыновей в руках. Он прошёл среди расступившегося в страхе войска к алтарю Марса, возложил на него головы и воскликнул:

— Бог, которому я посвятил свою жизнь! Вот тебе моя величайшая жертва! Даруй нам полную победу над спесивым Римом!

Что случилось в шатре, рассказывали по-разному. Некоторые утверждали, что после очередного обличения Ветурии взбешённая Вулли вонзила ей и Волумнии в спины отравленный кинжал. После чего Кориолан добил из милости женщин, а Вулли потребовала убить и детей, чтобы не было мстителей за мать. Другие говорят, что Велтумна в ярости приказала Кориолану убить всех, и тот, полностью подчинённый её воле, так и сделал.

Тела Кориолан отдал трепещущим от ужаса матронам и велел отнести в Рим для погребения. А войску он приказал готовиться к штурму. Но, поскольку осадные орудия не были готовы, штурм трудно было ожидать ранее чем через дней пять.

В Риме женщины выли, а мужчины все как один стали укреплять стены и нести караулы. Поскольку в значительной степени отряды самоорганизовывались, кориоланцы, впечатлённые жертвой своего кумира, сбились в одну группу и в ту же ночь впустили в Город Кориолана с эмигрантами. Но жители увидели это, сбежались к воротам, оттеснили от них эмигрантов и предателей и окружили их в нескольких домах. Тем не менее кое-кто из нападавших ускользнул, и утром на помощь подошло всё войско вольсков. Они сломали ворота, в Рим вошёл принявший общее командование Туллий и поднял руку с белым платком в знак того, что хочет начать переговоры. Хотя вольски и ворвались в Город в одном месте, до полной победы было ещё далеко. Консулы вышли на переговоры.

— Римляне! Кориолан своевольно увёл свой отряд, пытаясь в одиночку взять Рим, и потерпел неудачу. Теперь я командую вольсками и эмигрантами. Мы можем взять Город, но я не хочу зряшной гибели своих воинов, ваших мужей, которые могут быть нам и прекрасными союзниками тоже, ваших жён и детей. Я после тяжкого оскорбления со стороны консулов поклялся, что войду в Рим либо через пролом в стене, либо тогда, когда им будет править мой родич. Теперь клятва выполнена, и мы можем честно помириться. Вот мои условия. Вольские города остаются у вольсков. В качестве выкупа за свои подлости, римляне, за свои города и земли, занятые нами, за своих пленных, вы платите золота по весу этого камня, на котором написано: «Roma». Если вы желаете выкупить также города и земли ваших союзников, соберите серебра по весу второго камня, на котором написано: «Latium». Мы возвращаем всех пленных и все ваши земли и города. Вы прощаете всех предателей и перебежчиков и принимаете обратно всех тех из них, кто пожелает вернуться. Мир на двести месяцев. Если вы заключите мир, я со свитой в двадцать человек войду в Рим, чтобы торжественным молебном и жертвами в ваших храмах освятить его, и покину город до заката солнца.

— Можем ли мы подумать и посоветоваться с Сенатом? — спросил Спурий Навтий, ещё раз подтвердив свою никчёмность и некомпетентность.

— Можете, пока я стою на этом месте. Так что не мешкайте. А если вы начнёте укреплять подходы к воротам, чтобы держаться дальше, мы атакуем немедленно.

Срочно созвали народное собрание по поводу выкупа в серебре. Ведь золото вынуждены будут дать казна и богатейшие, а серебро придётся собирать всем. Квинт с содроганием шёл на комиции, вспоминая, сколько раз римский плебс демонстрировал эгоцентризм и полное нежелание идти на какие-то жертвы ради союзников. Ему пришлось выступить. Он сказал кратко:

— «Ubi emolumentum, ibi onus». (Где выгода, там и бремя). «Ubi jus, ibi remedium». (Где закон, там и защита). Мы получили честных союзников. Они дрались с нами под Велитрами. Они защищают свои города. Будем же и мы их честно защищать.