Критический эксперимент 2033

Обязанности верховного фламина занимали немного времени, но Квинт относился к ним крайне ответственно, стремясь, чтобы каждая его молитва намекала под видом похвал на возможные усиления лучших сторон Рима, а недостатки он порою бичевал беспощадно. Его проповеди собирали толпы народа. В обсуждениях на плебисцитах и комициях он больше не участвовал, но царь Аппий потребовал от лица римских богов, чтобы верховный фламин присутствовал на заседаниях Сената и просил у своего Бога мудрости и сил для отцов-сенаторов. Плебеи ликовали: их коллега вошёл в Сенат самым почётным образом. То, что Квинт не имел права голоса и участия в обсуждениях, все рассматривали как ничтожное ущемление: ведь в своих молитвах он мог, по примеру Аппия, намекать на правильные решения и осуждать неправильные. Квинт делал это, но ни его, ни Аппия сенаторы не всегда понимали правильно, а иногда просто не хотели слышать. Правда, после долгих порицаний по поводу беспорядка и бестолковости обсуждений, сенаторы постановили, что высказываться должны в порядке списка Сената. Первым — первоприсутствующий, принцепс Сената, затем по очереди остальные из первой сотни. Те, кто не включены в первую сотню, должны просить принцепса и Сенат дать им право высказаться, если у них есть нечто важное. Речи решили временем не ограничивать, но оратор должен говорить один раз без остановки, без глотков воды. Так что в некотором смысле Аппий и Квинт оказались в более выгодном положении: молитвы предшествовали заседанию, закрывали его и могли быть вознесены в его ходе, если очередной оратор требовал проверки сказанного им обращением к богам или же по другой причине требовал немедленно помолиться. Конечно, в последних случаях молиться приходилось очень кратко, но зато имелась возможность вовремя намекнуть отцам-сенаторам.

Порция и Сияния родили ещё раз и опять Порция дочь, а Сияния сына. Поразмыслив и посоветовавшись с друидами, Порция осталась довольна: ведь теперь права Авла как главного наследника и первенца остались непререкаемы: остальные сыновья от побочной жены, а он — законно и торжественно усыновлённый чистокровный плебей, сын старшей жены. А её сын мог бы потеснить Авла и в сердце мужа, и в порядке наследования.

Самого Авла эти юридические тонкости не трогали. Он с сияющими глазами слушал проповеди, вдохновенно учился, порою по благословению Сильвия на несколько дней в одиночку уходил в леса и горы поохотиться, и однажды принёс не шкуры зверей, а добычу из обнаруженного им разбойничьего логова.

Квинт начал ему пенять, что Авл ввязался в битву один, а не позвал Волков и Рысей, предварительно всё разведав. Авл неожиданно дерзко ответил:

— Да какие они воины! Беглые рабы, которые годятся лишь пугать и грабить стариков и женщин. Было их всего четверо. Меня они не заметили, я спокойно разведал всё, как ты и велел. Троих убил стрелами из засады, а последний обделался и бросился бежать. Я догнал его и прикончил, решил, что он даже в рабы не годится.

— Ну и зря! — припечатал Сильвий. — Трусость для раба не порок.

— Из их болтовни я понял, что он — самый жестокий, любил поиздеваться над беззащитными и убивал с мучениями.

— Тогда тем более зря, — сурово ответил Квинт. — Мог бы пригнать его сюда, и мы бы воздали ему по заслугам. А то подонок отделался мгновенной смертью, лишь страху чуть-чуть натерпелся перед нею.

Так что за свой подвиг Авл получил порку, а не похвалу.

Плавт Порций как-то на Склоне задал острый вопрос:

— Учитель, ты беспощадно бичуешь пороки, но всё-таки по-разному. Гладиаторские бои ты прямо называешь совершенно недопустимыми и после того боя их больше не случалось. Ростовщичество ты клеймишь как позорное и низкое занятие, но никогда не требовал его полной отмены, и в последнее время даже стал оговариваться, что если ты взимаешь проценты ниже установленного законом предела и в случае тяжёлого положения должника даёшь отсрочку, то очищение и искупление требуется не столь уж серьёзное, хотя всё равно нужно. Так что здесь категорический запрет лишь для нас, слуг Бога Единого. Извращения ты поносишь как грязь и скотство, но требуешь лишь не выставлять их на свет Божий: если уж хочешь напиться дерьма из помойной ямы, не показывай это другим и не соблазняй их.

— Ученик и братья по вере! Всё правильно. Все пороки и грехи сбивают на путь Люцифера с Пути Божьего, но их стоит различать. Гладиаторство, если его вовремя не искоренить, погубит Рим и весь Pax Romana. Это очевидное зло, достоинств у него нет, пороки его очевидны, и с ним можно бороться прямо. А вот другие две вещи пострашнее.

— Как это так, более вредны, но с ними нельзя бороться прямо?