Однажды я умру. Или, если неукоснительно следовать схеме индуктивного аргумента, вероятность того, что однажды я умру, намного, просто несоизмеримо больше вероятности, что я буду жить вечно. Аналогично почти наверняка настанет день, когда солнце перестанет существовать. Есть основания надеяться, что до наступления его еще много миллионов лет. Однако это может произойти и завтра.
Хотя утверждение «Солнце всходило миллионы лет; каждый день в будущем станет следовать этой схеме; таким образом, солнце будет всходить всегда» является безупречно валидным дедуктивным аргументом, но однажды этот дедуктивный аргумент перестанет быть обоснованным. Когда-нибудь предпосылка, что Солнечное завтра окажется таким же, каким было и вчера, уже не будет истинной.
Итак, если нечто имело место в прошлом, причем сколь угодно много раз, из этого еще не следует, что оно гарантированно случится в будущем. Данный факт иногда называют проблемой индукции
{78}. Теоретически возможно, что я никогда не умру или что Солнце будет существовать вечно, но это крайне маловероятно в соответствии с нашими нынешними знаниями о Вселенной.Возможно, вам кажется, что это высосанная из пальца проблема, важная лишь для философов. Действительно, никто – включая и самих философов – не рассуждает подобным образом: «Солнце, весьма вероятно, взойдет завтра утром, но имеется крохотный шанс, что миру настанет конец». Я не говорю: «Я почти убежден, что встречусь с тобой в кафе завтра в два часа дня, за вычетом небольшой вероятности скончаться или утратить дееспособность до этого времени».
Даже наука в данном случае не является исключением. Мы говорим «Пламя нагревает воду», а не «Пламя с большой степенью вероятности нагревает воду, как свидетельствует прошлый опыт». Мы считаем бесчисленное множество вещей фактами, опираясь на опыт и достигнутые в этом вопросе соглашения, не чувствуя потребности постоянно поминать вероятность. Зачем в таком случае вообще держать в уме, что индукция всегда имеет дело с вероятностью, а не с определенностью? Да затем, что это помогает лучше мыслить, проводить исследования и писать тексты. Причин тут по меньшей мере две.
1. Это показывает, что многие вещи, которые мы принимаем как данность, необязательно являются абсолютной истиной и что обыденное мышление часто игнорирует или недооценивает неопределенности, присутствующие в мире.
2. Это заставляет нас отказаться от порочного метода исследования, сводящегося к поиску подтверждений нашей идеи, и вместо этого как следует поразмышлять о том, насколько вероятно, что идея верна, и как наиболее надежно проверить ее истинность, применяя критерий фальсифицируемости
{79}.Индукция и фальсифицирование теории
История сохранила пример ошибки индукции вследствие излишнего доверия к прошлому опыту как основе для обобщающего вывода.
Каждый лебедь, которого люди когда-либо видели, был белым. Следовательно, все лебеди белые.
Много веков это утверждение считалось в Европе истинным, пока не была открыта Австралия, где европейцы увидели черных лебедей (первым стал в 1697 г. голландский путешественник, обследовавший западное побережье этого континента). Оказалось, что выборка лебедей, доступная европейцам, не была точной репрезентацией общемировой популяции лебедей. Совокупность лебедей всего мира охватывала больший спектр возможностей, чем принято было считать[13]
.Достаточно одного по-настоящему убедительного контрпримера
{80}, чтобы опровергнуть всю индуктивную логическую цепочку.Открытие черных лебедей заставило пересмотреть бытовавшие в Европе представления о том, какими они бывают. После 1697 г. возникла необходимость заменить предшествующее обобщение описанием следующего характера:
Каждый лебедь, которого когда-либо видели в Европе, является белым. Следовательно, все европейские лебеди, предположительно, являются белыми. Однако теперь нам известно о существовании в Австралии черных лебедей. Таким образом, белый цвет представляется отличительным признаком не всех лебедей вообще, но только тех, что обитают в Европе.