Читаем Критика нечистого разума полностью

На одном конце: «мир — это пикник, карнавал и праздник, который всегда с тобой». На другом: «мир — это тюрьма, где души мотают срок у самой параши», или, лаконично, «мир — это война». С промежуточными вариантами: «мир — это фабрика», «мир — базар», «мир — школа» и прочее.

Что интересно? Оптимисты отнюдь не выстраивают такой уж гуманный порядок вещей, как вроде бы должны. Начиная от южно-семитских культов матриархального генеза (а это очень оптимистичный тип воззрения, принимающий материю как она есть, вне нужды оправдания трансцендентным), где в жертву богу массово сжигали детей в печах, и слава лучшему богу, что Карфаген таки был разрушен. Заканчивая коммунизмом-материализмом 20 века. Тоже ведь — верх оптимизма. Материя прекрасна, законы ее имманентны и достаточны, и давайте молиться на эту имманентность, поклонимся нашей Великой Матери, и подкинем ей в печку. Никакого «лучшего мира» не надо, ибо этот мир и так лучший.

Вообще, материализм как вид субстанционализма — скорее оптимистичен, идеализм — пессимистичен. Если в мире первична Субстанция, то мир это ее проявление, пульсация, развитие, и таким развитием мир хорош. Если в мире первичны Идеи, Эйдосы, Формы — то мир как бы худая копия, все вещи в нем заведомо несовершенны, действительность всегда хуже реальности, ну ничего, потерпим.

Что ж, «онтологические пессимисты» суровы в обращении с людьми, животными и предметами в силу хотя бы простого соображения — а чего так уж сильно жалеть в аду? Нечего.

Однако они кажутся еще сравнительно человечными на фоне того, кем могут быть «онтологические оптимисты».

Красная кнопка мясных машин

Как там было у Сорокина во «Льду», что люди — мясные машины? У Гурджиева про машин подробнее. Кажется, самый простейший способ перестать таковой быть: понять, что ты она и есть. Смириться. Проникнуться. Упс! Испорченная машина обращается рефлексивной метамашиной. Не факт, что сразу стал человеком, но все-таки…

Именно надломленность человека как животного обусловливает, так или иначе, необходимость быть человеком. У человека нет ресурсов, чтобы быть здоровым животным. Только больным животным и сдохнуть. Слишком много дефектов тела. Наконец, еще один дефект — отсутствие прописанный генетической программы «на все случаи жизни» (как у растения или, например, кошки). Еще один дефект оборачивается шансом. Решается дилемма обратной зависимости сложности врожденных программ и устойчивости вида (в случае колебаний среды слоны гибнут, бактерии остаются). Свобода от врожденной программы генов — свобода к разуму: универсальной способности создавать программы.

Но это я так. Отвлекся.

Терапия вместо литературы

Правы добрые люди, полагающие, что плохо пишущим, а грубее скажем, пишущим хрень, графоманам от бога, точнее, от черта лысого — нужен отнюдь не консультант в области стиля, и не наставник в плане содержания. Психолог им нужен, для начала.

Ибо в чем там, пафосно выражаясь, вывих души? Отнюдь не в том, что люди-де плохо пишут. В конце концов, это нормально. Все не дается всем. Еще больший процент людей не умеет управлять, к примеру, самолетом, и ничего. Фишка в отсутствие более универсального навыка. Человек смотрит на худо сделанное, и оно кажется ему хорошим. Вельми хорошим. Ну иначе он бы не лез со своим продуктам к сильным мира сего, а также к слабым мира сего, и средним мира сего. Переживал бы себе в тряпочку. Но он лезет.

То есть базовый провал не в навыке, что дело частное (все не должны быть писателями, как, скажем, не должны быть экономистами или там программистами), а в рецепции, что в норме присуща любому… ну не совсем любому, добавим — любому культурному. При этом он, разумеется, считает себя «культурой». Собственно, вот эта дельта — и есть порок, грех в изначальном разумении греха как ошибки. Задохлик, считающий себя мастером единоборств. Не так уж много, на счастье, таких задохликов, и добавим, что это страшный риск — вот такое полагание. В области культуры рисково не так, но патология та же. Ну и главный вопрос: как он дошел до жизни такой?

И задавать его, конечно, должен не учитель изящной словесности, и не ведущий мастер-класса по стилю, а психолог. Клиент сначала его, потом остальных.

Культуралы и цивилы

Порода «цивилизованных», отличная от породы «культурных». Масса технических средств, фишечек, примочек. «Знаем все ходы-выходы», «все схвачено», «в курсе новинок». Авто, айфоны, айподы, прочая изощренность в богопротивности. При этом совершенное занудство в плане страстей, целей. Оценки из букваря. Но в приложении к ним набор технических средств на 150 отмычек от этого мира.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Как разграбили СССР. Пир мародеров
Как разграбили СССР. Пир мародеров

НОВАЯ книга от автора бестселлера «1991: измена Родине». Продолжение расследования величайшего преступления XX века — убийства СССР. Вся правда о разграблении Сверхдержавы, пире мародеров и диктатуре иуд. Исповедь главных действующих лиц «Великой Геополитической Катастрофы» — руководителей Верховного Совета и правительства, КГБ, МВД и Генпрокуратуры, генералов и академиков, олигархов, медиамагнатов и народных артистов, — которые не просто каются, сокрушаются или злорадствуют, но и отвечают на самые острые вопросы новейшей истории.Сколько стоил американцам Гайдар, зачем силовики готовили Басаева, куда дел деньги Мавроди? Кто в Кремле предавал наши войска во время Чеченской войны и почему в Администрации президента процветал гомосексуализм? Что за кукловоды скрывались за кулисами ельцинского режима, дергая за тайные нити, кто был главным заказчиком «шоковой терапии» и демографической войны против нашего народа? И существовал ли, как утверждает руководитель нелегальной разведки КГБ СССР, интервью которого открывает эту книгу, сверхсекретный договор Кремля с Вашингтоном, обрекавший Россию на растерзание, разграбление и верную гибель?

Лев Сирин

Публицистика / Документальное
Бывшие люди
Бывшие люди

Книга историка и переводчика Дугласа Смита сравнима с легендарными историческими эпопеями – как по масштабу описываемых событий, так и по точности деталей и по душераздирающей драме человеческих судеб. Автору удалось в небольшой по объему книге дать развернутую картину трагедии русской аристократии после крушения империи – фактического уничтожения целого класса в результате советского террора. Значение описываемых в книге событий выходит далеко за пределы семейной истории знаменитых аристократических фамилий. Это часть страшной истории ХХ века – отношений государства и человека, когда огромные группы людей, объединенных общим происхождением, национальностью или убеждениями, объявлялись чуждыми элементами, ненужными и недостойными существования. «Бывшие люди» – бестселлер, вышедший на многих языках и теперь пришедший к русскоязычному читателю.

Дуглас Смит , Максим Горький

Публицистика / Русская классическая проза
Набоков о Набокове и прочем. Интервью
Набоков о Набокове и прочем. Интервью

Книга предлагает вниманию российских читателей сравнительно мало изученную часть творческого наследия Владимира Набокова — интервью, статьи, посвященные проблемам перевода, рецензии, эссе, полемические заметки 1940-х — 1970-х годов. Сборник смело можно назвать уникальным: подавляющее большинство материалов на русском языке публикуется впервые; некоторые из них, взятые из американской и европейской периодики, никогда не переиздавались ни на одном языке мира. С максимальной полнотой представляя эстетическое кредо, литературные пристрастия и антипатии, а также мировоззренческие принципы знаменитого писателя, книга вызовет интерес как у исследователей и почитателей набоковского творчества, так и у самого широкого круга любителей интеллектуальной прозы.Издание снабжено подробными комментариями и содержит редкие фотографии и рисунки — своего рода визуальную летопись жизненного пути самого загадочного и «непрозрачного» классика мировой литературы.

Владимир Владимирович Набоков , Владимир Набоков , Николай Георгиевич Мельников , Николай Мельников

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное