Читаем Критика нечистого разума полностью

Тогда как? В конечном счете ведь побеждает не столько технэ, наборы приемов, навигация на местности — сколь мотивация. В короткую — конечно, технэ. Вот сяду играть в шахматы с человеком, играющим по третьему разряду. И он будет играть на миллион или на жизнь свою, а я просто так. На конфету. И я выиграю просто в силу того, что играю не по третьему. В таком случае воля к победе — ничто. Но если дать ему время, он меня — за жизнь-то свою — сделает. Чистая, значит, воля. Конвертируемая хоть в технэ, хоть в черта с рогами.

Точнее, не воля… Можно назвать это «желание». Но там не совсем звучит… «желаю, чтобы», «примите пожелания», «учтите пожелания». Лучше более энергичное. Может быть, «страсть». При условии, что страсть понимается как нечто жестко интенциональное — на это нельзя дрочить в пределах своей головы, без выхода на объект.

А почему случается «страсть»? А по кочану. Философ бы сказал — самодетерминация, свободное бытие, и к свободе вопросы не задаются. Делез, вроде бы, так и писал, применительно к своему «желанию». Дескать, цыц. По кочану, и баста. А то, что наличествует в нашей жизни по кочану, то есть как безусловное — самое по ней важное. Ибо в некоем смысле ничего другого просто и нет.

Возвращаясь к нашим интенциональным… Это как топливо, на котором мы едем, пока едем и если едем (многие никуда не едут — еще или уже). Лошадиные силы, тем более обивка кресла — все это хорошо, но мы едем, пока топливо. Странно сравнивать его в плане приоритета, — ну я не знаю, — с типом коробки передач.

Совсем коротко: просто есть те, кому надо. Неважно, что. Чем больше — тем лучше. Почему надо им, а вон тем не надо — вопрос к психологии, к гуманитарной инженерии, а может, сие тайна.

Самое время помирать, когда у тебя кончается это топливо.

Но люди обычно живут существенно дольше.

До некоторого времени оно есть у всех, а потом бывает по-разному. В его отсутствие «тело движется прямолинейно и равномерно, либо покоится, если на него не действуют другие тела». Но они, конечно же, действуют.

Знающий да заткнется

Нет запретных тем, ну вот для меня, наверное, нет. Есть запретные собеседники, с которыми нельзя говорить про это, или про то. Нельзя — поскольку им будет хуже, или тебе. Что значит подчас «обманывать»? Ну вот дети спрашивают, откуда берутся дети. И чтобы они, так сказать, уразумели весь диспозитив годам к 15, в 5 лет им надо сказать неправду. И взрослые — так же. Только взрослые не вырастут.

И можно представить человека максимально вроде бы общительного, который возьмет и заткнется, ибо обманывать, прежде всего, занятие скучное.

Наверное, возможен даже коррелят: между способностью человека поговорить о чем-то реально, и нежеланием говорить с людьми. Чем более в теме, тем более противно.

Когда я учился в школе, например, мне скучнее всего было на уроках истории и литературы — поскольку именно это я действительно любил и понимал, а по остальным можно было, как оно говорится, учиться на 4 и 5.

Бес секса

Сексуальное столь значимо еще и потому, что об этом нельзя поговорить толком. Ну для большинства народа точно нельзя, и что же? Остается думать. Ну и надумывают.

Мир, где все можно было бы обсудить прямым текстом, смел бы инфраструктуры и контексты, в которых наматывается, накручивается, индуцируется — актуальность сексуального.

«Можно ли тебе впендюрить, сестра?». Можно ведь вообразить цивилизацию, где это нормальный вопрос, без необходимости помещать его в какой-то контекст. Мы ведь не помещаем в особый контекст предложение выпить пива, перекинуться в дурачка.

Вот пишет Фуко: мы стали выспрашивать у секса тайну последней истины, как будто она там есть. Не столько объяснять это, сколько объяснять все посредством этого. Но последней истины там нет. Мы ведь сами создаем смыслы в процедуре допроса с пристрастием. Есть удовольствие, но вполне сопоставимое, вполне в одном ряду — с употреблением наркотика, вкусной пищи, хорошего массажа. Миллионы людей между рыбалкой и сексом выберут секс, но другие миллионы людей, конечно, выберут рыбалку. В нашей культуре над ними, наверное, будет культурной нормой подтрунивание, а зря. Человек хозяин своему телу, с мальчиками ему спать, с девочками, с собой, или везти тело на рыбалку. Помимо удовольствия — узнаешь человека. Способ общения. Но по людям надо судить по тому, где они есть, а не потому, где их нет. Большая часть населения — подозреваю — не так и сильно любит секс. Ну и смысл судить о людях по тому, где их нет? Возможно, партия в го сказала бы о таком человеке больше.))

Перейти на страницу:

Похожие книги

Как разграбили СССР. Пир мародеров
Как разграбили СССР. Пир мародеров

НОВАЯ книга от автора бестселлера «1991: измена Родине». Продолжение расследования величайшего преступления XX века — убийства СССР. Вся правда о разграблении Сверхдержавы, пире мародеров и диктатуре иуд. Исповедь главных действующих лиц «Великой Геополитической Катастрофы» — руководителей Верховного Совета и правительства, КГБ, МВД и Генпрокуратуры, генералов и академиков, олигархов, медиамагнатов и народных артистов, — которые не просто каются, сокрушаются или злорадствуют, но и отвечают на самые острые вопросы новейшей истории.Сколько стоил американцам Гайдар, зачем силовики готовили Басаева, куда дел деньги Мавроди? Кто в Кремле предавал наши войска во время Чеченской войны и почему в Администрации президента процветал гомосексуализм? Что за кукловоды скрывались за кулисами ельцинского режима, дергая за тайные нити, кто был главным заказчиком «шоковой терапии» и демографической войны против нашего народа? И существовал ли, как утверждает руководитель нелегальной разведки КГБ СССР, интервью которого открывает эту книгу, сверхсекретный договор Кремля с Вашингтоном, обрекавший Россию на растерзание, разграбление и верную гибель?

Лев Сирин

Публицистика / Документальное
Бывшие люди
Бывшие люди

Книга историка и переводчика Дугласа Смита сравнима с легендарными историческими эпопеями – как по масштабу описываемых событий, так и по точности деталей и по душераздирающей драме человеческих судеб. Автору удалось в небольшой по объему книге дать развернутую картину трагедии русской аристократии после крушения империи – фактического уничтожения целого класса в результате советского террора. Значение описываемых в книге событий выходит далеко за пределы семейной истории знаменитых аристократических фамилий. Это часть страшной истории ХХ века – отношений государства и человека, когда огромные группы людей, объединенных общим происхождением, национальностью или убеждениями, объявлялись чуждыми элементами, ненужными и недостойными существования. «Бывшие люди» – бестселлер, вышедший на многих языках и теперь пришедший к русскоязычному читателю.

Дуглас Смит , Максим Горький

Публицистика / Русская классическая проза
Набоков о Набокове и прочем. Интервью
Набоков о Набокове и прочем. Интервью

Книга предлагает вниманию российских читателей сравнительно мало изученную часть творческого наследия Владимира Набокова — интервью, статьи, посвященные проблемам перевода, рецензии, эссе, полемические заметки 1940-х — 1970-х годов. Сборник смело можно назвать уникальным: подавляющее большинство материалов на русском языке публикуется впервые; некоторые из них, взятые из американской и европейской периодики, никогда не переиздавались ни на одном языке мира. С максимальной полнотой представляя эстетическое кредо, литературные пристрастия и антипатии, а также мировоззренческие принципы знаменитого писателя, книга вызовет интерес как у исследователей и почитателей набоковского творчества, так и у самого широкого круга любителей интеллектуальной прозы.Издание снабжено подробными комментариями и содержит редкие фотографии и рисунки — своего рода визуальную летопись жизненного пути самого загадочного и «непрозрачного» классика мировой литературы.

Владимир Владимирович Набоков , Владимир Набоков , Николай Георгиевич Мельников , Николай Мельников

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное