Террора, конечно, и валуевское совещание не остановило, но назначенный после нового удара террористов (взрыв Зимнего дворца 5 февраля 1880 года) фактически диктатором России Лорис – Меликов, в сущности, пошел дальше по той же дороге. Начальник «Верховной распорядительной комиссии по охранению государственного порядка и общественного спокойствия» был бы человеком чрезвычайно подходящим для организации буржуазной оппозиции против революционеров, если бы такая буржуазная оппозиция у нас тогда существовала.
Можно сказать, что в известном смысле он, со своей точки зрения, вполне разделял иллюзию народовольцев – будто на «общество» можно опереться. Само собою разумеется, что использовать это «общество» он надеялся в целях истребления «крамолы»: народовольцы пытались растолковать это «обществу» с первых же дней «диктатуры сердца».
«Назначение диктатором Лориса наши газеты, приветствовали, как начало либеральной эры, – писала «Народная воля». – Ждали от него чуть не Земского собора. Оказалось, что ничего этого не будет. «Не толкуйте, пожалуйста, о свободе и конституции, – сказал Лорис Суворину, – я не призван дать ничего подобного, и вы меня ставите только в ложное положение». Теперь политика Лориса определилась, он просто – «просвещенный деспот». Как человек неглупый, он понимает, что бессмысленно губить людей зря, что гораздо выгоднее не мешать жить разным раскаявшимся насекомым… Вместе с тем Лорис понимает, что у него не отвалится язык от лишней либеральной фразы. Ну, а затем – человек действительно порядочный, мысль действительно независимая, – трепещи! Просвещенный деспот – это лучшая характеристика, какую можно дать Лорис-Меликову».
«Деспотом» он был ровно в такой мере, в какой мог им быть старый кавказский генерал: не говоря уже о том, что он первый познакомил «общество» с применением полевого суда к политическим делам (покушавшийся на него Млодецкий был казнен в 24 часа), в дни «диктатуры сердца» вешали за одну найденную террористическую прокламацию. Одновременно для «раскаявшихся» специально была выдвинута приманка в виде облегчения положения административно – ссыльных и пересмотра самого закона об административной ссылке, – но не уничтожения ее вовсе, однако.
То, что программу Лорис-Меликова, согласно с административной традицией, держали в тайне, только усиливало ее эффект: «общество» присочиняло к ней все, о чем оно мечтало – и досочинялось до «конституции Лорис – Меликова». А конституция вся состояла, как известно, в проекте сенаторских ревизий. «Назначение ревизий не может, по моему убеждению, не произвести весьма успокоительного впечатления на общество, как новое доказательство высочайшего Вашего Величества попечения о благе народном», – писал он в докладе Александру II по этому поводу.
«Успокоение» и тут было главным, – но его предполагалось поставить прочно и на широком базисе. Ревизующие сенаторы должны были собрать данные и по вопросу об отмене подушной подати, и по вопросу об обязательном выкупе бывшими крепостными крестьянами их наделов, и по вопросу о возможности фабричного законодательства («выяснить, насколько необходимы законы, определяющие возраст рабочих и продолжительность дневной и ночной работы»), и по поводу расширения прав земства и т. д.
Затем предполагалось пригласить к участию в окончательной разработке материала, собранного сенаторскими ревизиями, выборных от губернских земств, т. е. представителей крупных и средних помещиков, с совещательным голосом, разумеется. Причем участие их в дальнейшем законодательстве отнюдь не предполагалось само собою, – так что знакомый нам валуевский проект 60–х годов был, несомненно, левее. Оттого, может быть, Александр II, отвергший еще раз валуевский проект (он вновь всплывал в конце 70–х годов), и утвердил, хотя не без колебаний, доклад Лорис – Меликова.
На революцию велась, таким образом, правильная осада: террористов надеялись отрезать от всех общественных слоев, где они могли рассчитывать на какое – нибудь сочувствие. Была не забыта при этом и учащаяся молодежь: уволили крайне непопулярного творца «классической» системы гр. Толстого, и назначили на его тесто министром народного просвещения «либерала» Сабурова. А когда «высшая полиция» даст свои плоды, и революционная кучка окажется изолированной, полиция обыкновенная, тем временем организовывавшаяся и натаскивавшаяся, должна была покончить с нею несколькими ударами.
К несчастью для «диктатуры сердца», всякая правильная осада требовала много времени. Низшая, чернорабочая, полиция далеко не была вся готова, когда Исполнительный комитет, напрягши последние силы, со своей стороны нанес решительный удар.