Критика цинического разума

Бегство древнее нападения, как доказывают антропологические ис­следования. Судя по их результатам, человек лишь отчасти был хищ­ным животным (охотником), а вовсе не животным, a priori создан­ным для войны; тем не менее изобретение оружия — для нанесения ударов, метания, стрельбы (обеспечение дистанции, развитие коры головного мозга) — сыграло ключевую роль в антропогенезе. Если вообще можно строить предположения об изначальном настрое че­ловеческой души в отношении борьбы и войны, то лишь в той мере, в какой заметно ее стремление предпочитать борьбе уклонение от конфликта. «Трусливый, зато счастливый» — таково название кни­ги Г. Клемана (Kleeman С. Feig aber gliicklich. Warum der Zeitgenosse Ur-Mensch nicht kampfen will. Ffm, Berlin, Wien, 1981). Тот, кто ук­лоняется от схватки, может в начале человеческой истории лучше обеспечить свои шансы на выживание, чем тот, кто вступает в конф­ронтацию. Если понимать трусость как первичную склонность к ук­лонению от конфликтов, то в хозяйстве человеческих инстинктов она должна иметь приоритет по отношению к желанию сражаться. Бе­жать поначалу было умнее, чем оставаться на месте и принимать бой. «Тот, кто умнее — уступает».

Однако в какой-то момент цивилизаторского процесса был до­стигнут пункт, начиная с которого оставаться на месте и принимать

бой стало более разумным, чем бежать. Рассмотрение того, как именно дело дошло до этого, не является темой нашего исследова­ния; несколько наброшенных пунктиром исторических понятий могли бы очертить контуры этой проблемы: экологическая конкурен­ция, возрастание плотности населения, неолитическая революция, разделение на мобильные скотоводческие культуры и оседлые зем­ледельческие культуры и т. д. Путь в «историю», к высокоразвитым культурам ведет через милитаризацию племен и далее, за ее преде­лы,— к государству.

Военный цинизм может появиться тогда, когда военно-психо­логическое развитие приводит к четкому очерчиванию в обществе трех типов мужских характеров, выделяемых в зависимости от их отно­шения к вооруженной борьбе: «герой», «склонный выжидать» и «трус». (Это деление уже намечается у тех видов животных, кото­рые обладают высоким уровнем внутривидовой агрессии, например в популяциях оленей.) Формируется определенная иерархия ценно­стей, на вершине которой располагается герой; такими, как он, в прин­ципе, должны быть все; геройство как путеводная звезда становится качеством, внутренне присущим мужчинам цивилизации, ориенти­рованной на борьбу и войну. Но в силу этого возникает необходи­мость в новой социально-психологической дрессуре человека, раз­виваемой с целью получить иное, не существующее в природе рас­пределение военных темпераментов. Трусость — как сырье, встречающееся в изобилии и присутствующее во всех,— должна быть переработана в жаждущее сражаться геройство или, по меньшей мере, в склонность выжидать, проявляя мужественную готовность к борьбе. Эту противоестественную алхимию представляли собой все виды воспитания солдат, существовавшие во всемирной истории воинствен­ных цивилизаций; свой вклад в это внесла дворянская семья, равно как и крестьянская семья, сыновья которой привлекались на воен­ную службу, а позднее — двор, кадетские учебные заведения, ка­зармы и общественная мораль. Героика была и остается — в какой-то мере вплоть до сегодняшнего дня — доминирующим культурным фактором. Культ агрессивного, победоносного воина проходит крас­ной нитью через всю историю письменных преданий, и там, где мы начинаем находить письменные источники, велика вероятность, что они окажутся жизнеописаниями героев, историями воинов, испыты­вающих множество превратностей судьбы; до появления письмен­ных источников существуют рассказы о героях, традиция которых уходит в бесконечность и теряется во тьме, скрывающей самые пер­вые устные предания *. Задолго до того, как потомки тех драчунов, рыцари времен первых Каролингов, облачившись в доспехи, вме­шались в европейскую историю и стали сами восхвалять себя в рыцарской поэзии, в племенах уже рассказывали завораживаю­щие истории о великих воинах эпохи переселения народов (эра Нибелунгов).