Критика цинического разума

доходит до абсурдной борьбы медицины за жизнь уже давно рас­павшихся, обреченных на смерть тел. Врач принимает сторону жи­вого тела в его борьбе с трупом. Поскольку же живое тело — это источник всей силы и власти, тот, кто помогает телу, сам становится своего рода властителем, поскольку оказывается причастным к глав­ной распорядительной власти, являющейся прерогативой правите­лей,— к власти распоряжаться жизнью и смертью других. В резуль­тате врач оказывается в двойственном, промежуточном положении: с одной стороны, он «абсолютный» приверженец партии жизни; с другой же — он причастен к власти, принадлежащей правителям,— к власти над жизнью. Тем самым подготовлена сцена, на которой может выступить медицинский цинизм. В самом деле, почему бы студентам-медикам не поиграть в коридоре института анатомии в кегли, катая черепа? На нас не произвело особого впечатления то, что наш учитель биологии, принеся в класс скелет для демонстрации на уроке, щелкнул его челюстями и пояснил: «Велика важность, все равно это был всего лишь преступник». Мне бы очень хотелось, чтобы весь медицинский цинизм можно было рассматривать, подобно при­веденным примерам, как разновидность черного юмора. Однако по­скольку медицина по большей части причастна к отправлению влас­ти, и поскольку власть в философском отношении может быть пря­мо определена через неспособность к юмору, медицина с ее циническим направлением не имеет ничего общего с тем, что претен­довало бы на юмор.

Вся сила и власть исходят от тела, как было сказано выше. На­сколько это верно по отношению к врачебной власти? Возможны три ответа на этот вопрос.

1. Работа врача основывается на его союзе с естественными тен­денциями жизни к самоинтеграции и защите от боли. При этом у него два союзника: воля к жизни и средства врачебного искусства. Если он умеет хорошо использовать и то и другое, он вправе назвать себя врачом по призванию. Власть врача легитимирует и утверждает себя эффективностью витальных внушений (каковы бы они ни были) и практических лечебных мер (лекарство, вмешательство, применение диет). Здоровое общество определяется прежде всего по тому, как оно вознаграждает своих помощников и как оно включает их в свои социальные структуры. К числу самых глубоких идей древней ки­тайской народной медицины принадлежал обычай платить лекарю, пока здоров, и прекращать платить с началом болезни. Этот поря­док умно препятствовал отделению власти врача от жизненных ин­тересов общества. Но прежде всего для нас важно то, что китайский пример взят из народной медицинской традиции. Ведь именно она воплощает в вещах, относящихся к медицинской сфере, то, что мы в остальных ценностных сферах именовали киническим импульсом. Здесь искусство врачевания еще стоит под сознательным контролем общества, которое, в свою очередь, овладевает искусством держать

под контролем власть врачевателя. Однако над этой народной меди­цинской традицией проходит древняя линия господской медицины, которая с незапамятных времен умела уклоняться от контроля за врачебными гонорарами снизу. Она всегда предпочитала выплату гонорара в случае заболевания и тем самым создавала мощный ры­чаг для оказания нажима на пациента, для вымогательства. Без­условно, это открывало и продуктивную перспективу. А именно: сво­бода медицины — там, где она существует,— основывается не в последнюю очередь на экономической независимости врачей, кото­рая умело обеспечивалась их диктатом в вопросах, касающихся го­норара. (По этой причине существует параллель между греческой медициной и римским правом, а именно принцип частной консуль­тации и оплаты в каждом отдельном случае, что опирается на пред­ставление о «договоре об оказании услуг».)