Критский бык

Изложив на диво стройный план будущей жизни, Гарик наконец пересёк коридор по диагонали и почти столкнулся со мной в дверях комнаты. Я хотела посторониться, но не успела, и Гарик схватил меня за плечи, одновременно обнимая и пробуя опору. Насчёт того, что я не одобряю пьяных мужиков, это мягко сказано, я их просто не выношу, в особенности нетрезвые знаки внимания! Скинув чужие руки с плеч, я подтолкнула гостя к креслу и объяснилась уже без всякого сочувствия.

– Если ты хотел проверить, не выросли ли у меня крылышки за время твоего отсутствия, то, увы, нет. Пришлось обойтись без них, – изложила я. – А если ты полагаешь, что я стану вместе с тобой обманывать жену и маму, то даже ангельские крылья не выдержат двоих, как знаменитый конь Боливар.

(Совершенно зря я пыталась уязвить нетрезвого гостя сложным полётом мысли, не в коня был корм. Гарик просто не понял, о каких крыльях я толкую.)

– Понимаешь, надо позвонить, я так и сказал, что иду к тебе, мама очень волнуется. Я сначала домой зашел, от Лены, мама плакала, – Гарик пытался прояснить ситуацию и воззвать к моему благородству, было немного лестно, но смешно одновременно.

– Пить меньше надо, – вырвалась у меня банальная фраза. – Особенно, если не умеешь. Посмотри, что выходит. Ты сюда явился без спроса и обидел невесту, маму и меня. Всех троих разом, хорошо, хоть Лена твоя не знает, мама не скажет, надо думать. А у тебя, друг мой, обычный синдром Подколесина. Тот перед свадьбой прямо во фраке выскочил в окно, бывает почти со всеми.

– Вот видишь, ты это тоже понимаешь, а им попробуй, объясни, – сходство с бессмертным гоголевским героем отчего-то Гарику польстило. – Ты знаешь, что она мне сказала? Ты даже не представляешь…

– Нет, извини, здесь тебе не мальчишник, на жену, тёщу и маму изволь жаловаться в другом месте, – я резко остановила поток нетрезвой откровенности. – И впредь за консультацией приходи в другое время и в контору, тебе сделаю скидку в 10 процентов. Сейчас попробуй встать, дойти до двери и ступай прямиком к маме, она плачет!

Командный тон возымел действие, маменькин сынок с трудом поднялся с кресла, по дороге пожелал запечатлеть на мне прощальный поцелуй, но промахнулся и почти с первого раза достиг входной двери. На пороге путь ему преградил сундук мертвеца и чуть не сорвал замечательно идущую операцию по выдворению гостя. Гарик споткнулся о сумку и с размаху уселся прямо на неё, а ногой попал в одну из ручек. Вот же чёрт! Я не знала, что делать: плакать, смеяться или кричать «Караул!»

– Теперь я не могу уйти, – веско сказал Гарик, когда вынул одну ногу из петли, но сразу попал туда другим ботинком.

Сумка вытянулась из под него, но обе руки оказались между ручками и ногой, бедняга тщетно дергал сумку, пытаясь принять достойную позу.

– Меня что-то держит, – печально сообщил он с полу.

Если вообразить сидящего Лакоона без сыновей, то картина в моей прихожей становилась живой иллюстрацией к указанному произведению. К тому времени, как бедный опутанный Гарик смог внятно высказаться, я стояла у стенки и медленно сползала вниз, зрелище меня подкосило, а комментарий вызвал взрыв нездорового смеха и слёз.

– Сейчас, одну минутку, – я обещала, держась за стенку. – Поляроида у меня нету, вот жалость! Какая привязанность к моему дому! Или ещё лучше, на тебя капкан поставили, раскинули сети, опутали, замуровали. Вот бы мама увидела!

– Не понимаю, что здесь смешного, я наверное, ногу сломал, – пожаловался Гарик. – Не двигается, вот видишь!

– И обе руки – тоже! Бедняжечка! – такого предположения я не вынесла и без сил опустилась на пол подле Гарика.

Когда пароксизм смеха со слезами закончился, я расстегнула молнию на сумке Людмилы Мизинцевой и сдёрнула с Гарика коварные путы. Сундук мертвеца во всей помойной красе оказался у него в руках, и Гарик взирал на диво с пьяным изумлением.

– Теперь ты свободен, – торжественно произнесла я с пола. – Можешь идти, тебя ждут великие свершения, передай привет маме, а впрочем, знаешь что… У меня есть для нее подарок, одну минутку!

Гарик с трудом встал и держался за ручку двери, а я следовала озарению, хотя антисанитария имела место. Серебряный выкуп от порчи и сглаза прелестно ложился в картину освобождения Гарика злых чар, но брошка скользнула внутрь мертвецкой сумки, пришлось шарить наощупь, стоя на коленях.

– Какой подарок, из помойки? – одобрительно промолвил Гарик, проявивши первые признаки возвращения памяти.

– Ну не совсем, понимаешь, завалялась одна вещица, – я прекратила рытьё в недрах сумы и вывалила содержимое на пол, брошка тут же оказалась в руках, я поднялась и объяснилась. – Это от одной женщины, она любит свою дочку, как твоя мама тебя. Возьми, вымой с мылом и отдай маме в знак прощания. Она поймёт, почему я отпустила тебя с подарком.

– Катюша, ты… Я ведь не хотел, так само получилось, – ещё секунда, и Гарик зарыдал бы пьяными слезами, но это в мои планы не входило.

– Отдай мне ключи, – проникновенно выдохнула я. – Прощай, я никогда тебя не забуду, но ключи отдай!

Я торопила Гарика еще и потому, что на полу, среди хлама узрела…