Кривая империя. Книга 4

Мировая война у нас в Европе считается провокацией Германской Империи. У немцев, видите ли, после объединения их королевств воедино, резко повысилась рождаемость, катастрофически выросла производительность труда, разыгрался аппетит на колонии. У всех колонии были, а немцы к дележке Африки припозднились. Теперь они хотели отнять колонии у расторопных соседей. В первую очередь, — у русских.

Вы спросите, какие у нас колонии? А в том —то и дело, что вся наша страна необъятная представлялась императору Вилли одной единой колонией, доставшейся совершенно несправедливо его братцу Ники. Нужен был только повод, чтобы поделить все по-честному. Повод нашли на беспокойных Балканах. Доныне популярная Босния к 1914-му году вот уже шесть лет стонала в составе Австро-Венгерской империи. Местные молодогвардейцы (кружок «Молодая Босния») желали спасти ее честь и свободу по рецепту «старшего брата». 28 июня 1914 года боевик Гаврила Принцип разрядил свой наган с тротуара в Сараево по летней коляске наследника австрийской короны эрцгерцога Франца-Фердинанда. Австриец инспектировал свои южные владения. Каляевской принципиальностью Принцип не страдал, поэтому заодно с эрцгерцогом была убита и его супруга. Так что, повод для войны Австро-Венгрии против Сербии, которая и тогда мутила воду в регионе в пользу православия, был налицо. Посовещавшись с немцами, австрияки 15 июля 1914 года объявили Сербии войну. Соответственно, наша англо-франко-русская Антанта вступилась за малого союзника. Немцы тоже не бросили своих. Фишки разлеглись вполне естественно. Хорошо, хоть на этот раз Япония была с нами, а не против нас. Самураи покрикивали у нас за спиной свое «Банзай!».

Бои начались в августе 1914 года. Наши сходу побили немцев в Восточной Пруссии, пока главные силы кайзера оттягивались на западном фронте, во Франции.

Потом стрелка русского наступления сдвинулась южнее — в Галицию. Тут у нас оставались не удовлетворенные с татаро-монгольских времен интересы. В Галиции получалось неплохо всю осень. Но в октябре турки присоединились к Австрии, и нам не очень уютно задуло в левый бок. Пришлось громить турок в Закавказье.

1915 год оказался неудачным. Вот как это объясняют эксперты. Мировая война была войной нового типа. В ход пошли страшные объемы снарядов, взрывчатки, горючего, стали и проч. У России все это в запасе имелось, не то, что у некоторых. Но вырвать вовремя наше достояние из недр мы не успевали. Поэтому весь год перемежались отступления и позиционное загнивание в окопах. Наконец Дума просчитала и одобрила план производства «100 парков снарядов в месяц». Парк — это такое количество снарядов, которое вся артиллерия привозит с собой из тыла на позиции. В начале войны «парк» равнялся 30000 снарядам. В месяц выходило 3 миллиона чушек с динамитом. Масштаб нешуточный, но промышленность обеспечила его уверенно. Сапог нашили 40 миллионов пар. Хватило до конца войны, на Революцию, Гражданскую войну и далее. Тем не менее, пятнадцатый год остался годом поражений. Наших погибло, было ранено и попало в плен около 8 миллионов. Немцев набили «только» 4 миллиона.

Возникло фронтовое и тыловое уныние.

В таких обстоятельствах, мы обычно теряем логическую нить и погружаемся в нашу особую русскую духовность. Уходим в мир иной, мир мистики и трансцендента, медитируем, взываем к отеческим гробам. И нам оттуда отвечают, что виноват диавол, крамолы всякие, книги недозволенные. Жиды, конечно, у нас всегда наготове — вот уж три четверти свободной прессы захапали и шпионят на все четыре стороны. Тут обнаруживается наконец, что императрица у нас — Алиса Гессенская. Мы-то думали, что она Александра Федоровна. Ан нет! У нас еще и вдовствующая царица, мать его императорского величества, — не Мария Федоровна. Да и сам батюшка, хоть и Николай Александрович, но тоже — так себе русский царь. Тогда царь этот, чтобы оправдаться, назначает нам премьер-министром некоего Штюрмера. Штирлица у него не нашлось.

Мы взвываем беломорской, ломоносовской белугой: «Измена!».

Наступает 1916 год. Начинают работать снарядно-динамитные запасы. Людской армейский резерв у нас тоже оказывается вчетверо более населенным, чем во Франции, например. Случается Брусиловский прорыв. С 21 мая по 31 июля наши громят австро-венгерские тылы на юго-западном фронте. Убивают полтора миллиона бывших союзников по антинаполеоновской коалиции. Но генерального наступления не получается, поражения следуют унылой чередой. Народ впадает в свой излюбленный транс — начинает готовиться к зиме, ворчит на немцев германских и «немцев» российских.

Тогда государь и государыня поворачиваются лицом и даже всем телом к русскому мужику. Звать мужика — Григорий Ефимович Распутин. Случается трагедия. Потратим на нее несколько строк.