Кривая Империя. Книги 1-4

1744 год императрица решила прожить в Москве. Старая столица встретила хозяйку очевидным бардаком. Кроме обыкновенного чиновного и делового воровства, в Москве буйно расцветал бандитизм. Рабочих рук не хватало, зато в массовых драках принимало участие огромное количество вполне трудоспособного народа. Полицейских сил для умиротворения граждан недоставало. «Всего чаще заводчиками беспорядков, виновниками преступлений являлись люди из войска: сила, даваемая оружием, вела грубых людей к тому, чтоб пользоваться этой силой против безоружных сограждан», — это Историк так сокрушается. Команды из гвардии и простых полков уходили в самоволку, вламывались в квартиры обывателей, грабили подчистую, убивали женщин-домоседок. В беспричинном ослеплении москвичи толпами сталкивались в кулачных боях, — не потешных святочных, а смертных, с дрынами и камнями. На окраинах Империи и вовсе было не пройти, не проехать, — на всех дорогах и реках бандиты в очередь стояли за купцами, путниками, зеваками. Сенат вынужден был учинить тайный розыск. В воровские малины, в тайные углы к бандитским котлам проник первый знаменитый русский сыщик и провокатор Ванька Каин. Его доносы помогли правительству хоть сколько-нибудь стабилизировать обстановку. К этой достойной личности мы еще обратимся позже.

Была у Елизаветы и еще одна, главная забота — устройство дел престола. Брауншвейгский дом — как и все запретное на Руси — манил и соблазнял мечтателей. Причем, Анна Леопольдовна, Антон и, тем более, Ваня, никаких интриг сами не затевали, но являлись возбуждающей приманкой для любителей стратегических игр. Нужно было женить герцога Петра, чтобы он поскорей кого-нибудь родил и обозначил династическую ветвь.

Советники императрицы были такого же мнения и стали предлагать невест. Бестужев продвигал саксонскую принцессу Марианну. Польская королевна, дочь Августа III была выгодной парой, — она содействовала соединению России и Польши. Это испугало тайных почитателей франко-прусского союза, и они поспешили найти другой вариант. На прусской службе пребывал принц Ангальт-цербстский, его жена, Елизавета Голштинская — родственница молодого Петра — была одновременно сестрой наследника шведского престола. И у этой международной пары имелась дочь София-Августа-Фредерика. В пользу Софии Лесток и воспитатель Петра Брюммер пытались подогнать правило Вассиана Топоркова: «Надобно избрать такую, для которой бы брак был подлинным счастьем». Вот, дураки! Давно известно, что фигурант, поднятый из грязи, рвет и мечет во столько раз сильнее благородного, во сколько раз его детские игрушки — если они вообще были — дешевле радиоуправляемых вездеходов и порнографических кукол богатого наследника. Элементарная математика!

Ну, и еще был неубиенный козырь: протестантка София куда проще перековывалась в православие, чем прожженная католичка Марианна. Тут уж и хладный призрак венценосной утопленницы Марианны Мнишек мерещился самым впечатлительным.

Елизавета согласилась с советом своего врача и тотчас послала бедной принцессе 10 000 подъемных золотом. Маме невесты перегнали мелкий вексель на сборы, папе, вражескому офицеру приезжать было не велено. Принцессе рекомендовалось выехать немедленно, взять только два-три платья — а у нее их больше и не было — нового ничего не шить. Но мебель советовали прихватить, ибо в России посидеть со вкусом совершенно не на чем. Сватья экспедиция стремительно сорвалась в Россию: приглашение императрицы прозвучало в середине декабря 1743 года, а 3 февраля 1744 года запыхавшиеся лошади уже приволокли сани Софии в Питер. Через 6 дней невеста была доставлена в Москву — реактивная по тем временам поездка. Жених при этом ничего не знал, его за хлопотами забыли известить. Встреча получилась теплой и сентиментальной.

К 14-летней невесте приставили трех учителей — греческой веры, русского языка и танцев. Девочка так серьезно взялась за изучение великого и могучего, что чуть-было не погибла в неравной схватке. Она выскакивала ночами из постели и перечитывала русские конспекты, а в бок ее в это время бил русский сквозняк. Получилось воспаление легких с огромным нарывом между ребрами. Месяц постельного бреда был пережит только благодаря Лестоку. Немецкая мамаша пыталась привести к принцессе своего лютеранского пастора, но София отрезала: «Это зачем?» и позвала Стефана Теодорского — учителя православия. Императрица умилилась и обняла больную, как родную дочь.