Кривая линия (СИ)

  От метро до материной квартиры пешком минут двадцать. Сажусь на маршрутку, чтобы сэкономить время. Быстрее доеду - быстрее отмучаюсь. Дом старый, обшарпанный, в подъезде - как во французской канализации. Не то чтобы мне доводилось там побывать, но представление имею. Дверь у матери новая, выделяется на фоне соседских. Недавно заменила, боится, обокрадут. Красть особо нечего. Лучше бы деньги поберегла, хахалю не давала. Крысиная морда, только бы не столкнуться с ним сейчас. Опять губёшки подожмёт презрительно, глядя на меня. Чья бы корова... Звоню, шагов за дверью не слышно. Плотная. Мать, видимо, смотрит в глазок, мешкается, но потом открывает.

  - Паша, пришёл. Проходи.

  Не могу слышать её дребезжащий голос. Не могу. Знаешь, Гоша, наша мать умерла, когда узнала, что тебя больше нет. Спасибо, отнял последнее.

  У неё в квартире не грязно, нет, но на всём налёт запущенности, как и на ней самой. На шкафу в коридоре, на вешалке, на коврике у порога. И она сама, в зелёном платье, как будто двести лет уже прожила. И не старая ведь. Тянет ко мне свои белые худые руки, а мне противно - и от неё, и от себя. Я хочу обратно, к Славке. К её тёплой ладошке и красивому рту. Но я здесь, далеко от них, словно в другой реальности. Здесь нет ни красоты, ни тепла, ни острых коленок. Сплошные запущенность и разруха.

  - Будешь чай, сынок? - спрашивает мать.

  Я терпеть не могу это обращение. Оно напоминает мне о временах, которых больше нет. Я терпеть не могу чай, который она пьёт. Но что-то во мне не позволяет её расстраивать даже по мелочам. Она слишком много пережила. Сначала Гоша, потом неизбежный развод. Ты виноват, нет, ты виновата. И я, застрявший между двух огней. Отец со своими Венерами и полусумасшедшая мать. Отец достаточно платит мне за терпение. Мать только ноет, когда у неё плохое настроение, и молчит, когда настроение становится чуть лучше. Небогатый выбор.

  Кухня наводит зелёную тоску. Или белую - как посмотреть. Стены здесь выбелены и до половины покрыты однотонным кафелем. Потолок тоже выбелен. Пол в морщинках и царапинах, в редких хлебных крошках. Обитателям этой квартиры всё равно. В углу валяется тряпка - когда-то и она была белой, но теперь имеет грязно-серый оттенок. Стол покачивается на расшатанных ножках, скатерть заляпана редкими пятнами и местами липкая от варенья. У чашки, которую даёт мне мать, аляпистый цветок на боку и отколот кусочек. Я молчу. Наливаю чай - он булькает, слегка пузырится и принимает грязновато-бурый оттенок. Приятного аппетита. Печенье в засаленной вазочке жёсткое, но я беру одну штуку. Мармелад застыл и теперь похож на резину. Вязнет на зубах.

  - Как у тебя дела? - спрашивает мать тихим голосом.

  Отпад, мам. Особенно в твоём присутствии жизнь сразу приобретает яркие краски. Солнечный луч бьёт в давно немытое окно. Я щурюсь.

  - Нормально.

  - Так с Ярославой и общаешься? - она поджимает губы.

  Со смерти Гоши они не виделись, но мать её не любит. Дурное влияние, видите ли. Не дурнее, чем твоё, мам.

  - Общаюсь.

  Целую иногда, хочется сказать. Резвлюсь. У Славки дома хорошо, особенно когда родители с братиком уезжают. Брат её - мелкий засранец, мы друг друга недолюбливаем. Я отпиваю глоток и поднимаю глаза на мать. Её рыжие волосы, доставшиеся мне, забраны в пучок. Потускневшие и блёклые, когда-то они спускались по её спине огненной лавой. Кожа бледная, с голубыми прожилками - сколько я себя помню, у матери никогда не было веснушек. Веснушки - это вообще неблагородно, неаристократично, по-плебейски. Так считает мать. А Славке нравится. Она целует мой нос, покрытый пятнышками, а мне приятно и щекотно. Надо было всё-таки остаться сегодня у Славки и не ездить сюда. Вообще никогда сюда больше не ездить.

  - Как отец? - мать смотрит в окно.

  Притворяется, что это дежурный вопрос, интерес из чистой вежливости, но я знаю, что это не так. Я знаю, ей хочется, чтобы отец загнулся. Чтобы приполз к ней просить прощения. Банальщина.

  - Нормально, - я беру ещё одну резиновую мармеладку. - Девиц меняет. Последняя вот уже на месяц задержалась.

  И зачем я всё это матери рассказываю? Побесить, наверное.

  - Погряз в распутстве, - хмыкает мать.

  Кто ещё из вас хуже.

  - А Сергей где? - спрашиваю.

  Мать поворачивается ко мне.

  - На работе. Ему, как твоему отцу, с неба не валится.

  Она берёт чашку с таким же тупым рисунком, как у меня, и отпивает бурую воду. Чай почти безвкусный, на самом деле. Окрашенная вода.

  - Учёба хорошо?

  Хорошо. Долги сдал. От сессии до сессии живут студенты - нет, не весело. Но сойдёт.

  - Пока не вылетел, - усмехаюсь я. - Держимся.

  - Нечего тебе делать с этой девочкой, - говорит мать.

  Если бы не эта девочка, я бы уже, наверное, за Гошей последовал. Хотя не стоите вы того, чтобы из-за вас летать. Славка - единственная, кто держит меня на плаву, но заставить отпустить случившееся пока не может.

  - Почему же?

  - Тебе нужна нормальная компания. Общение. Друзья, - материн голос дрожит.

  - У меня это было. Если не друзья, то уважение одногруппников. А потом Гоша прыгнул, я скатился...

  - Не смей его обвинять! - начинается истерика.