Кривич

— О чем задумался, мудрейший? — сквозь вереницу проносившихся мыслей, услышал Цопон вопрос заданный сотником Алгаром. — Приказывай переправляться, воины устали ждать. Мы можем упустить руссов гуляющих в наших степях, как у себя в лесу.

О, молодость! Когда-то и он, Цопон, бросался сломя голову в сечу, не думая о последствиях необдуманного поступка. Однако Алгар прав, ждать больше нельзя.

— Начинай переход, сотник, — отдал он распоряжение. — Тахтон, расставь своих людей вдоль берега. Пускай стрелами прикроют переправу.

Прижав, в знак уважения, правую руку к груди, Тахтон промолвил:

— Слушаюсь, мудрейший.

Соскочил с лошади и сноровисто пустил цепочку родичей вправо — влево от места подъезда к порушенному мосту. Выбрав места, печенеги приготовились стрелять во врагов, если те появятся на противоположном берегу.

— Пошли! — отдал приказ Алгар.

По одному, первый десяток стал переводить коней по мосту до разобранного пролета, а там, скачок в воду и до берега пятьдесят локтей, вымочив одежду, и они уже на топком берегу. Второй десяток, за ним — третий. Лучники внимательно следят за обстановкой.

По узкой дороге, кочевники стали выбираться наверх, и тут случилось то, о чем догадывался Цопон. Сверху, из зелени кустарников окаймлявших проход, на печенегов полетели болты из самострелов. Цопону хорошо было видно, как падают с седел погибшие и раненые, но останавливать воинов он не стал.

— Прикрывайтесь щитами! Атакуйте, не стойте на месте, открывшись ветрам, сучьи отродья, — приложив ладони рупором к губам, закричал он. — Кто учил сражаться этих недоносков?

Примерно, сотня печенегов переправилась через реку. С гиканьем и бодрыми криками, закрывшись щитами, конница втягивалась в проход. Было очевидно, что противник не успевает отстреливать такое количество атакующих. И тут сверху, с левого бугра над проходом, прямо на спины въезжающим, коршуном спрыгнул рус в пятнистой одежде, без щита, лишь держа в правой руке саблю, в левой нож с широким сверкнувшим на солнце клинком. Он с невероятной скоростью стал наносить удары своими клинками, полосуя воинам шеи, плечи и незащищенные головы, без труда отводя сабли тех, кто пытался противостоять ему. В проходе образовалась нешуточная пробка после того, как помимо людей, напавший стал сечь головы лошадям. Лучники на берегу замешкались с выстрелами, боялись нанести раны своим, придя в себя, стрелять, стало не в кого. Рус, как юла, крутился в смертоносном танце уже где-то в толпе кочевников. Печенеги гибли.

К Цопону подбежал командовавший третьей сотней Бочиар.

— Мудрейший! Отводи людей, я таких знаю, у русов в землях встречал, бэрсэк — называются. Он колдовских грибов обожрался и теперь неуязвим. Если вовремя не отступить, всю сотню покрошит.

Косо взглянул на сотника, Цопон тем не менее, послал за реку еще сотню, понимая, что если сейчас не поднажать, жертв при повторном штурме будет больше. Окрик старейшины заставил лучников, в засаде на берегу, взяться за дело. Стрелы роем полетели в распоясавшегося славянина. Даже попадая в тела своих соплеменников, стрелки сократили возможность безнаказанного убийства в такой толкотне и давке. Кто знает, может любая из вестниц смерти, спущенных с тетивы, сейчас вопьется в грудь изворотливому и невероятно быстрому русу? Издали, старейшина подметил, как неуютно почувствовал себя вражеский воин.

На противоположном берегу, русы сделали залп из самострелов, под этот залп бесноватый, как сказал Бочиар, обожравшийся грибами «злой дух» благополучно скрылся. Теперь, чтобы войти в проход сидя на лошади, не могло быть и речи, животные не смогли бы преодолеть кучи мертвой плоти, завалившей дорогу. От первой сотни в живых осталось пара десятков воинов.

— Хорошо размялся, даже вспотел! — из-за насыпи появился забрызганный с головы до ног кровью Горбыль, еще толком не отошедший от боевого транса. Молодой хазарин во все глаза смотрел на явление Сашки народу.

— Чего уставился, конь педальный, козырь ты мой дивный?

— Батька! Олесь проводника прислал, — прогорланил издали Олег.

— В седла всем. Отходим!

Миг, и засадники уже скакали за поводырем, присланным своим товарищам, чтоб не напороться на приготовленные придумки.