Кривозеркалье

Лень Черкисонского пошла мне на пользу. Он пялился в смартфон или спал, а я крутил гайки и въезжал что да как. Он перекладывал работу на мои плечи, а я, выполняя её понимал, что да как. Он не завозил реагентику, а я учился её завозить. Чем больше он оставлял мне работы, тем больше я врубался в процесс. Когда происходила авария – я первый вставал и шёл исправлять ситуацию. Я общался с киповцами и осушниками по теме нашего оборудования. Всё это давало мне опыт. Опыт того, как выходить из тех или иных ситуаций.

Цех приготовления известкового молока оставался самым проблемным цехом. Несмотря на то что мы установили на всех насосах промывочные штуцера и подвели шланги с технической водой, не смотря на то что дозировочные насосы подачи известкового раствора на отделении измельчения имели теперь каждый свою линию подачи, несмотря на то что нам установили рабочую площадку около растарочного бункера, несмотря на то что мы все реже и реже использовали дозировочные насосы находящиеся на агитаторе сорбции, и которые теперь также были оснащены системой промывки, несмотря на исправленные недоделы в трех других наших цехах, – несмотря на это оставался ряд проблем с подачей извести.

Перистальтические насосы циркуляции и циркуляционная магистраль известкового молока, а также садисткий бункер растаривания бэгов с известью – портили всю картину. При работе одного насоса циркуляции было очень сложно проверить работу второго насоса. Фактически каждое переключение с одного насоса на другой влекло аварийную ситуацию. Было очень сложно промыть один насос во время работы второго. И всё это – из-за идиотского и абсолютно безграмотного монтажа нагнетания обоих насосов в циркуляционную магистраль. Переделать что-либо в процессе работы не представлялось возможным, а на плановых ремонтах до нас не доходило дело. Или же закрывались глаза на наши проблемы…

Молодой парень, курировавший наши цеха перевёлся на другую должность. Две вахты на его месте работал тип с Узбекистана. Неплохой пацанила , но он тоже перевёлся. И тогда место куратора реагентного отделения заняла ОНА. Виктория.

Тридцать лет. Два высших образования. Разведена. Воспитывает дочь. Карие глаза. Неплохая возможность получить стаж ИТРовской должности. В реагентах – ни бум, бум. Она начинала с нуля. С новым куратором Черкисонский встал в позу: то я делать не должен, а здесь я занят. Делали мы с Саней. Делали всё что было нужно для нормального функционирования реагентных отделений. А дел было многовато.

Когда из-за перечисленных мной несколько выше проблем в известковом отделении, аварийно прекращалась подача известкового раствора, тогда начиналась просто жуть. Диспетчер фабрики и мастер смены кричат в рацию требуя восстановления подачи. Толком объяснять по рации о сложившейся ситуации не представляется возможным, потому как надо шевелиться чтобы исправить эту самую ситуацию. Как правило в цех кто нибудь прибегает и только мешает своим присутствием и вопросами. Или никто не приходит и тогда мы разруливаем всё сами, что тоже не очень хорошо.

Диспетчер просто не умолкает, спрашивая по рации, когда пойдёт молоко. Мы стоим втроём в известковом цеху. Я, Саня и Вика. Вика молча держит в руке рацию. Мы с Саней готовим план действий. Не идёт ли оно здесь в магистраль? Или не идёт оно на измельчении в мельницу? Основной насос неисправен, запасной запущен, вот его ротор вращается, без перебоев. Вроде всё работает, но в чём тогда дело? Анализируем ситуацию. Надо идти последовательно. С самого начала. Всё-таки нет подачи извести в магистраль из ёмкости. Запечатан всас. Но не на насосе, а в том месте, где труба врезается в ёмкость. Уровень адреналина в крови растёт. Сколько времени уже нет подачи? Интересно сильно ли упал PH?

– Надо залазить в ёмкость и прочищать всас, – говорит Санек и смотрит на меня. – Я полез. Нужно какую нибудь длинную хуйню, чтобы прочистить. Выключить мешалку. – Саня начинает раздеваться. Мне кажется, что его по тихой перемкнуло.

– Куда ты нахуй!? – говорю я ему. – Какая нахуй ёмкость. Пробуем одну вещь и если не пройдёт, то тогда уже полезем.