Кривые деревья

— Софья Львовна Перовская!.. И ее кавалер… изломанный, с ножом… Игнатий Иоахимович Гриневицкий!

— Видишь, сколько набирается! — Другая Стечкина позвонила Дуняше и крикнула вниз, чтобы принесли чаю. — Всех их ты пробудила к жизни, — произнесла она отчего-то мужским незнакомым голосом, по-французски, при сем раскинув крыльями руки и с гудением проносясь по комнате, — как бишь там… приручила?.. пробудила к жизни — значит, теперь ты за них в ответе!..

Любовь Яковлевна торопливо записывала. Появившаяся Дуняша внесла чай с тульскими фигурными пряниками. Один был облитой глазурью женщиной, другой — рельефно вылепленным мужчиной. Наслаждаясь ароматом далекой сказочной страны, дамы сделали по смачному глотку и несколько замерли над лакомством.

— Так и быть, — другая Стечкина с наигранной жертвенностью кивнула на расписную в русском вкусе тарелку, — мужчину уступаю тебе.

— Нет уж, — со смыслом улыбнулась Любовь Яковлевна. — Мерси. Этим сыта по горло.

Пережевывая сладкую пищу, закадычные подруги чуть собрались с мыслями.

— Значит, так, — засунувши в рот остатки мужчины, продолжила о главном другая Стечкина. — С дачниками разобрались. Теперь — этот жуткий карлик… Победоносцев… языкастый… надо бы чего и о государе, все же неудобно всуе…

— История с убийством Черказьянова, — дополнила список Любовь Яковлевна, — пропавший мой дурацкий дневник… ума не приложу, как выкрутиться…

— Что-нибудь придумаем… А голова на полях… прямоносый… с вьющимися волосами?.. Не забыла?

Глубоко вздохнув, Любовь Яковлевна приподняла листок с записями. На полях в пушкинском стиле тонкими линиями набросан был привычный романтический профиль.

— Хорошо, — заканчивая рецензию, кивнула другая Стечкина. — Еще по мелочам… старик-почтальон, впрочем, он мог уже и тихо почить за ненадобностью… какой-то упорно игнорируемый тобой Пржевальский, бог знает что за личность… далее совсем уже несущественные, типа старой барыни — хозяйки нашего Герасима… ишь, как размахался топором, через стену слышно… все, что ли?

Любовь Яковлевна вытянула папиросу.

— Страшный бородатый квасник внизу. — Она зябко поежилась и запахнула на себе пеньюар. — Злодеи в черных плащах. Мой муж Игорь Игоревич Стечкин. Его вчерашнее похищение… Сдается мне, это звенья одной цепи.

— Не будем забегать вперед сюжета, — предостерегающе подняла руку полноценная соавторша. — Время покажет… А сейчас тебе следует одеваться!

— Зачем? — изумилась Любовь Яковлевна. — Куда?.. Скоро обед. — Она чувственно втянула носом воздух. — Грибная кулебяка. Флотский, андреевский борщ. Седло барашка. Персиковый компот!

Другая Стечкина сочувственно развела руками.

— Ничего не поделаешь… придется отложить. Дела в первую голову. Ты едешь в полицию подавать объявление о похищении мужа.

— Да… но… я никогда не была там… я не умею… даже не знаю, где находится…

— Кучер довезет! — Другая Стечкина была неумолима. — Без этого нечего и думать продолжать роман!.. Так что — позаботься о гардеробе — и в путь!

27

Прикинувши, брать ли с собою для пущего спокойствия нового услужающего с его четвероногим другом, и уже спустившись во внутренний дворик с целью отдать распоряжение, Любовь Яковлевна под влиянием обстоятельств внешних легко переменила первоначальное свое решение.

В столь пригожий день просто не могло приключиться ничего худого. Округлое декабрьское солнце, чуть мутноватое и слегка потерявшее в размерах, сияло, тем не менее, ослепительно ярко, ноздреватый приподнявшийся слой снега играл миллионами искр, легчайший морозец приятно пощипывал щеки, ветра не ощущалось вовсе, в самом воздухе разлито было что-то простое и здоровое.

Герасим с саженью дров в охапке спешил к молодой барыне, преданно мыча и улыбаясь, огромнейший Муму скакал подле самых ног и приветствовал ее заливистым лаем — Любовь Яковлевна ласково потрепала обоих за ушами и на пальцах показала, что на улицу выйдет одна, никакого сопровождения не требуется.

Само собою разумеется, молодая писательница направлялась в полицию подавать объявление о похищении Игоря Игоревича, дело представлялось безотлагательным, но и пороть горячку не следовало.

Любовь Яковлевна решилась пройтись.

В бархатном бурнусе и коричневом капоре с желтым рюшем она смотрелась на редкость привлекательно, и собственное отражение в витринах ежеминутно это доказывало. Уже обыкновенно спокойные мужчины со Знаменской улицы смотрели на нее с болезненным вожделением — каков выйдет сюрприз для безрассудных сластолюбцев с Невского?!

Распушивши зонтик и нарисовав на лице выражение полной неприступности, Любовь Яковлевна вышла на главный проспект страны.