Кривые деревья

Над Петербургом плескалась синяя северная ночь. Холодно смотрели звезды. Какая-то комета с длинным павлиньим хвостом, огненно сверкнув, пронеслась над головами и разорвалась где-то на Ржевке. Засмотревшись, Николай Николаевич поскользнулся обеими ногами.

— Я вынужден был отказаться, — отвечал он, лежа на тротуаре. — Пржевальский поставил мне одно неприемлемое условие…

45

Тем не менее Николай Николаевич оставался тверд и переменять своего решения не стал. Абстрактный гуманист и бесстрашный романтик, он намеревался освободить узника во что бы то ни стало. С казаками Пржевальского не получилось — что ж, он пойдет один. На Новой Гвинее в одиночку он противостоял кровожадному дикому племени и победил. Даст Бог, не оплошает и здесь. Со всей решительностью он порывался свернуть в сторону Малой Садовой, и только боль в ушибленной при падении руке удерживала его от немедленных и очевидно пагубных действий.

Возблагодарив Провидение за скользкие тротуары, Любовь Яковлевна довела Миклухо-Маклая до Галерной, отперла перекошенную липкую дверь и, разорвав в лоскутья одну из своих нижних юбок, наложила на пострадавший любимый локоть тугую эластичную повязку.

Всю ночь с ложечки она поила Николая Николаевича горячим молоком. Великий путешественник забывался, бредил Кантом, которого будто бы нельзя кантовать, а кантонисты именно его кантуют, переворачивая с ног на голову, — сидя рядом, молодая женщина безостановочно качала гамак, поправляла сползавшее одеяло, мелодически пела тихие, успокаивающие песни.

К утру все как рукой сняло. Миклухо-Маклай был полон сил, прочувственно благодарил Любовь Яковлевну, обещал непременно, как будут деньги, купить ей нижнюю юбку, напоил чаем с туземным вареньем, на санях привез к дому, передал обеспокоенному Герасиму и собирался бежать — освободить злосчастного Игоря Игоревича, но молодая женщина вцепилась и задержала дорогого ей человека.

— Давайте хоть немного повременим, — упрашивала она, не отпуская рукава знаменитого путешественника. — Сейчас светло, — искала она убедительные доводы, — а такие дела лучше удаются под покровом ночи… У меня есть друзья — уверена, они пойдут с вами…

Преданнейшему Герасиму на пальцах отдано было распоряжение немедля разыскать Алупкина с Крупским — догадливый глухонемой и его четвероногий друг было ринулись к дверям, но были вынуждены притормозить — навстречу им, сметая лакея Прошу и оставляя на паркете огромные лужи, двигался собственною персоной Алупкин, человек-гора, едва ли не превосходивший телом великана-дворника.

— Любезная Любовь Яковлевна, — стремительно приближаясь, трубно говорил он. — Уверен — у вас ко мне неотложное дело!

— Но как?.. — Она была до крайности изумлена. — Как вы узнали?

— Слухами земля полнится. — Алупкин вежливо раскланялся с Миклухо-Маклаем.

— Мой муж Игорь Игоревич Стечкин, — сбивчиво начала молодая женщина, — он… в общем… похищен злодеями…

— Знаю! — Человек-гора брякнул чем-то под шубою. — Давайте адрес!

— Вы что же, из полиции? — насторожилась Стечкина.

— Полиция заодно со злодеями… Паук Победоносцев плетет нить заговора, еще не вполне понятного нам…

— Нам? — подняла брови бдительная молодая женщина. — Кому именно?

Склонив голову, Алупкин щелкнул шпорами.

— Разрешите представиться… Михаил Тариелович Лорис-Меликов… граф… генерал… глава Тайной распорядительной комиссии, подчиненной напрямую государю… — Вынув пергаментный рескрипт, он предъявил его озадаченной молодой женщине. — Давайте адрес, и Игорь Игоревич будет освобожден!

— Я иду с вами! — Миклухо-Маклай вырвался из рук Любови Яковлевны.

— Я тоже! — приятным баритоном произнес Герасим.

Это было уже чересчур.

— Так ты не глухонемой?! — всплеснула руками молодая барыня. — Что ж молчал?

— Иван Сергеевич просил не портить легенду, — хорошим языком объяснил экс-крепостной, — но более молчать нет сил — везде крамола… произвол…

— Произволу и беззаконию мы объявили войну. — Алупкин-Лорис-Меликов нетерпеливо переступил. — И нам еще ой как понадобится помощь Крупского, ваша и всех честных людей планеты. — Он с чувством пожал руки всем присутствующим и даже протянутую лапу умного Муму. — Что же касается господина Стечкина, то поверьте, мои люди освободят его сами — глазом не моргнете!..

— Малая Садовая, — объявила Любовь Яковлевна, —…

— «Склад русских сыров Кобозева»! — прямо-таки подпрыгнул Лорис-Меликов. — Эх, дубина я, дубина! Как же раньше не догадался!.. Они держат его в подкопе!

Попросив всех оставаться на месте, он выбежал и почти сразу вернулся.

— Игорь Игоревич освобожден! — объявил он и вытер кровь со лба.

— Где он? — умирающим голосом спросила Любовь Яковлевна.

Михаил Тариелович взял паузу.