Кризи

Ему нужно, чтобы и я тоже похвалил его. «А вам, месье, мое выступление понравилось?» Я говорю: «Великолепно». Появляется директор мюзик-холла. Я смутно припоминаю его. И тут он начинает орать: «Господин депутат! Вы! Если бы я только знал!» Сэмми и кучерявый ошалело глядят на меня, глядят с каким-то непонятным беспокойством, и даже Кризи оборачивается ко мне так, словно начиная понимать, что я принадлежу к некой странной, неизвестной породе, словно между нами вдруг вырос барьер: они трое — по одну сторону, а мы с директором — по другую. «Мне необходимо вам кое-что показать, — говорит директор. — Ах нет, позвольте. Вы мне попались». Выражение, должно быть, кажется ему чересчур фамильярным. — «Мне попался выдающийся представитель государства». Изумление Сэмми и кучерявого достигает апогея. «Я должен вам показать. Это может вас заинтересовать». Он тащит меня в коридор.

Коридор, бетонная лестница, еще один коридор. В конце этого коридора окно, директор распахивает его. Показывает мне соседнее здание или, точнее, стену, поскольку оттуда, где я нахожусь, я не вижу, это только стена или за ней есть еще и строение, стена огромная, но вся в выбоинах, покрытая шрамами и трещинами, и поддерживают ее массивные подпорки, похожие на виселицы, черные на фоне черного неба. «Только полюбуйтесь! И это в самом центре Парижа! Это ли не скандал? В один прекрасный день это может обрушиться мне на голову, я хочу сказать: на мое заведение, и в каком я тогда окажусь положении?» Я советую ему обратиться в мэрию. Его лицо светлеет. «А вы знаете там того, кто этим занимается?» Нет, того, кто там этим занимается, я не знаю. Его лицо омрачается. Он жирный, этот директор. У него трясущиеся, отвислые щеки, похожие на уши слона. Я тяну его назад, к гримерной. Коридор, бетонная лестница. Директор пытается удержать меня: «Я их знаю. Пока не выйдешь на человека, который этим занимается, рассчитывать не на что. Не могли бы вы помочь мне выйти на человека, который этим занимается?» Я чувствую, что приближается момент, когда он попытается сунуть мне конверт. Я в ярости от того, что оказался здесь. Я сержусь на Кризи. Директор безуспешно пытается схватить меня за руку. Я несусь вперед так стремительно, что на лестнице он спотыкается, говорит: «Ничего, ничего». Наконец, мы подходим к гримерной. Сэмми Минелли застегивает рубашку. Кризи стоит рядом с ним, сияющая. В их позах нет ничего двусмысленного. И все же между ними мне чудится что-то грязное, какой-то грязный сговор. У меня мелькает подозрение, что в жизни Кризи, в ее прошлом есть тайны, что она что-то скрывает. Но теперь это подозрение уже не оставляет меня равнодушным.