У меня в жизни был один интересный период. В этот период мой стандартный рабочий день выглядел так. Я вставал часов в пять утра, брал две большие пустые сумки — черную спортивную, через плечо, и красно-синюю «челночную», с ручками, ехал на чайный склад, расположенный у метро «Сухаревская», там наполнял свои сумки картонными пачками и жестяными банками с чаем и ехал этот чай продавать. Торговля обычно производилась мной в отдаленных подмосковных городах и городках (ближнее Подмосковье, не говоря уже о Москве, было оккупировано торговцами, пришедшими в этот бизнес раньше). Процесс заключался в методичном обходе тамошних контор и редких уцелевших предприятий (дело было в середине 90-х) и озвучивании коммерческого предложения. Здравствуйте, чай цейлонский, индийский, китайский, черный, зеленый, очень хороший чай, в магазинах такой не продается, элитные сорта, недорого. Примерно каждое третье предложение встречало благосклонную реакцию — чай, какой у вас чай, ну-ка, давайте, вот тут ставьте, вот тут на столе, это что, зеленый, почем он у вас, и так далее, и обычно эти «презентации» заканчивались некоторым количеством продаж. Потом я возвращался в Москву, сдавал на складе нераспроданный товар (довольно часто возвращать было нечего), отчитывался по накладной и привозил домой примерно сто двадцать — сто пятьдесят тогдашних тысяч тогдашних рублей. Это было примерно двадцать пять — тридцать тогдашних долларов.
Стоит ли говорить, что раньше мне и в кошмарном сне не могло присниться, что я буду бродячим торговцем-офеней, мешочником, впаривателем товара населению. А вот, поди ж ты, пришлось. Сработало правило не зарекаться от сумы — в данном случае не от нищенской сумы, а от спортивной черной сумки, наполненной пачками чая, правда, обе эти сумы — дальние родственницы. Все было очень банально: информационное агентство, в котором я работал, закрылось, поиски работы затянулись, в семье стало элементарно нечего есть, здравствуй, сума, зря я от тебя зарекался.
Будем называть вещи своими именами: профессия бродячего торговца — ужасная, жалкая, презираемая, ничтожная. На ней лежит несмываемая черная печать глубочайшего неудачничества. Кроме того, она очень тяжелая — и физически, и, так сказать, психически. Если человек хочет понять, что такое быть гонимым, ему надо денек-другой поторговать чем-нибудь вразнос. Гонимым не в возвышенном, а в самом прямом смысле слова — человеком, которого отовсюду гонят. Даже самый успешный офеня (а я как раз был офеней довольно успешным) постоянно слышит — нет, нет, нет, нам не нужно, нет, не хотим, нет, нельзя, нам не интересно, у нас уже есть, спасибо, не надо, идите, идите, идите, идите, идите. В общем, ужас. Не ужас-ужас-ужас, конечно, а просто такой обычный, каждодневный, монотонный ужас.
И вот как-то так получилось, что я очень полюбил эту дурацкую работу. Оказалось, что в ней есть немало плюсов. По крайней мере, в моем случае они были.
Начну с самого простого и очевидного. Торговля вразнос — это способ заработать прожиточный минимум здесь и сейчас. Мы уже давно забыли дивное словосочетание из 90-х — «живые деньги». А тогда оно было очень актуально. Потому что было очень много денег мертвых. Имеются в виду всякого рода тогдашние неплатежи (еще одно чудное словцо), прежде всего, задерживаемые, иногда на целые годы, зарплаты. Это очень разные ощущения — безнадежно ждать, что, может быть, когда-нибудь начальство выплатит хотя бы часть зарплаты, в декабре грезить о половине зарплаты за июнь, — и знать, что сегодня, завтра и в любой день ты можешь взвалить на плечо свою черную суму и вернуться вечером с «живыми деньгами». Это дорогого стоит.
Но полюбил я эту работу не из-за денег — за деньги ведь не любят, по крайней мере, по-настоящему. Самый, пожалуй, кайфовый момент во всем этом — очень специфический спортивно-охотничий азарт, который охватывал меня каждый раз, когда я выходил из электрички или из автобуса в очередном подмосковном городке. Этот азарт возник, конечно, не сразу, а тогда, когда я понял, что торговать я умею, что у меня получается и что если сегодня торговля пойдет плохо, то завтра я обязательно наверстаю упущенное. Это было действительно похоже на спорт. У меня были удачные и неудачные города. Когда я ехал в удачный город (Талдом, Шатуру или, например, Егорьевск), я прикидывал, смогу ли я побить рекорд предыдущей поездки. В неудачные города (Коломну, Чехов, Ногинск) я тоже ехал в настроении игрока — интересно, опять ни фига не выйдет или на сей раз прорвет? Неудачи только подхлестывали этот азарт. А уж если начинало, как некоторые выражаются, «переть», когда побывал всего в четырех конторах и нет еще полудня, а сумки уже пустые и купюры не умещаются в кошельке, — это просто кайф, настоящий кайф, какая-то даже эйфория наступала, и, повторюсь, не из-за заработанных денег (хотя и из-за них тоже), а от ощущения победы, блистательного решения трудной задачи.