Примером может служить опыт моих немецких друзей моего возраста, родившихся в конце 1930-х годов. Никто из них не рос в условиях, которые мы, американцы, или молодые современные немцы готовы признавать нормальными. У всех были плохие воспоминания о детстве – разумеется, из-за войны. Скажем, среди моих шести ближайших немецких друзей этого поколения одна осиротела, когда ее отец-солдат был убит; другой видел издалека, как бомбят район, где жил его отец (тот выжил); третья росла без отца с годовалого возраста до тех пор, пока ей не исполнилось 11 лет, потому что отец находился в плену; четвертый потерял двух старших братьев, погибших на фронте; пятый проводил ночи под мостом, потому что город каждую ночь бомбили и спать в доме было небезопасно; шестого мать каждый день отправляла воровать уголь на железной дороге, чтобы было чем топить печь. Следовательно, мои немецкие друзья поколения 1930-х были достаточно взрослыми, чтобы получить травмирующие воспоминания о войне, хаосе и бедности, которыми ознаменовалось ее завершение, и о закрытии школ. Но они не были достаточно взрослыми для того, чтобы принять нацистское мировоззрение, которое внушала молодежи нацистская молодежная организация под названием «Гитлерюгенд». Большинство из них были слишком молоды, чтобы их призвали в новую западногерманскую армию, основанную в 1955 году; поколение 1930-х было последним Jahrgang, оказавшимся вне этого проекта.
Эти примеры различного опыта немцев, рожденных в разные годы, помогают объяснить, почему в Германии восстание студентов в 1968 году обернулось насилием. В среднем немецкие протестующие 1968 года родились около 1945 года, как раз в конце войны. Они были слишком молоды, чтобы расти на идеях нацистов, хранить воспоминания о войне или о годах хаоса и нищеты после войны. Они росли уже после экономического восстановления, в экономически комфортные времена. Им не приходилось отчаянно сражаться за жизнь; они наслаждались досугом и безопасностью в степени, достаточной для того, чтобы посвятить себя протестам. В 1968 году им было едва за двадцать. Они были подростками в 1950-х и начале 1960-х годов, когда Фриц Бауэр расследовал нацистские преступления простых немцев поколения их родителей. А родители протестантов 1945 года рождения сами по большей части родились между 1905 и 1925 годом. Это означало, что родители поколения 1945 года воспринимались их детьми как немцы, которые голосовали за Гитлера, подчинялись Гитлеру, сражались за Гитлера или впитывали нацистскую идеологию через школьные отделения движения «Гитлерюгенд».
Все подростки склонны критиковать своих родителей и бросать им вызов. Когда Фриц Бауэр в 1960-х публиковал результаты своих расследований, большинство родителей молодого поколения 1945 года рождения не рассказывало детям о нацистах, предпочитая укрываться за работой и восторгами по поводу послевоенного экономического чуда. Если ребенок спрашивал: «Мама и папа, что вы делали в нацистские времена?», родители отвечали так, как говорили мне немцы постарше, с которыми я беседовал в 1961 году: «Вы молоды, вам не вообразить, каково жить в тоталитарном государстве; нельзя просто действовать по убеждениям». Конечно, такое обоснование не могло удовлетворить молодежь.
В результате поколение 1945 года отвергало своих родителей и все это поколение целиком как нацистов. Становится понятным, кстати, почему студенческие протесты приняли насильственную форму также в Италии и Японии, двух других странах-агрессорах периода Второй мировой войны. Напротив, в США родители американцев поколения 1945 года отнюдь не считались военными преступниками вследствие участия в боевых действиях; они воспринимались как герои войны. Это не означает, что американские подростки 1960-х больше, чем подростки в других странах, воздерживались от критики своих родителей; это просто означает, что они не видели в своих родителях военных преступников.