Подобное положение дел означает, что для достижения контроля над государственным аппаратом достаточно провести через выборы одного человека (президента); после этого расстановка своих людей на ключевые посты происходит автоматически. Миллс недвусмысленно намекает, что именно так и действовали «рокфеллеровские республиканцы», выдвинувшие Эйзенхауэра в президенты:
За два месяца до выдвижения партиями кандидатов в президенты США, которые должны были баллотироваться на выборах 1952 года, Гарольд Тэлботт[643], нью-йоркский финансист (а позднее министр авиации, уличенный в использовании своего поста в личных интересах), поручил одной фирме, консультирующей по вопросам управления, определить, какие посты должна будет забрать в свои руки республиканская администрация, чтобы установить контроль над правительством Соединенных Штатов. Через несколько дней после избрания Эйзенхауэра ему было вручено 14 томов, содержавших полную характеристику каждого из 250–300 высших постов, позволяющих влиять на политику [Mills, 1956, p. 238].
Контроль над администрацией президента позволяет решать большинство текущих вопросов внешней (объявление войны) и внутренней (подготовку бюджета) политики без особой оглядки на Конгресс:
Приход главарей корпораций к политическому руководству ускорил давно наметившийся процесс низведения политического веса профессиональных политиков, заседающих в Конгрессе, до политического веса людей, подвизающихся в средних звеньях власти [Mills, 1956, p. 275].
Фактически государственный аппарат превращается в еще одну корпорацию, в рамках которой и ведется (корпоративными же методами) борьба за наиболее вкусные кусочки Власти:
Сфера действия правительственно-административной бюрократии становится не только центром политической системы, но также и единственной ареной, на которой разрешаются (или остаются неразрешенными) все политические конфликты. На смену политике, складывавшейся в результате избирательной борьбы, приходит авторитарная политика; маневрирование клик сменяет собой борьбу политических партий [Mills, 1956, p. 267].
Убедившись в корпоративном характере государственной власти, Миллс формулирует окончательный вывод: в США сложилась единая властвующая элита, пронизывающая собой все сферы общественной жизни и стоящая над их организационными иерархиями:
Наше понимание природы властвующей элиты и ее единства покоится на констатации факта однотипного развития и совпадения интересов экономических, политических и военных учреждений [Mills, 1956, p. 292].
Руководящие деятели каждой из трех областей — военачальники, руководители корпораций, должностные лица государства — сплачиваются воедино, образуя тем самым властвующую элиту Соединенных Штатов [Mills, 1956, p. 9].
Вот так, начав с классового анализа буржуазии, Миллс в процессе своего исследования вышел на следующий уровень понимания общественного устройства и открыл реальный правящий класс — властвующую элиту. Ну а открыв ее, он с полным правом перешел с позиции исследователя на позицию радикального критика. Свое отношение к элите Миллс в полной мере выразил в заголовке последней главы своей книги — The Higher Immorality («Высшая аморальность» и «Аморальность верхов» одновременно). С точки зрения Миллса, эволюция американского общества от государства мелких частных собственников к государству корпораций, над которыми стоит властвующая элита, была безусловным шагом назад. Человеческие качества представителей новой элиты не шли ни в какое сравнение с качествами американских «отцов-основателей» (принадлежавших к исчезнувшему к XX веку классу состоятельных землевладельцев).
«Нет ничего поучительнее, — писал Джеймс Рестон, — сравнения дебатов в палате представителей, происходивших в 30-х годах XIX века по вопросу о борьбе Греции с Турцией за независимость, с дебатами в Конгрессе в 1947 году по греко-турецкому вопросу. В первом случае дебаты были преисполнены достоинства и отличались красноречивой убедительностью, рассуждения правильно развертывались от известного принципа через иллюстрацию к выводу; во втором случае дебаты представляли собой унылое зрелище подтасовки обсуждаемых вопросов, содержали в себе множество не относящихся к делу моментов и обнаруживали плохое знание истории». В 1783 году Джордж Вашингтон проводил свой досуг за чтением «Писем» Вольтера и «Опыта о человеческом разуме» Локка, Эйзенхауэр же почитывает рассказы о ковбоях и детективные повести [Mills, 1956, p. 350].