Кроатоан

— Я тоже не знал, — признается Логан. — Конечно, я подозревал. Я всегда чувствовал, что Мудрый — больше чем друг, но… Я не знал. Он открыл это в письме, которое передал мне Люк… Моя мать была не испанка…

— Его первая жена, из Калифорнии. — В голове у Нико все сразу же встает на свои места, все детали складываются. — Та, что была наркоманкой.

— Да, студентка… она умерла от передоза в тот год, когда я родился, и мой… и Мудрый увез меня в Испанию и отдал в знакомую семью, чтобы меня вырастили и воспитали под другим именем. Мудрый хотел, чтобы я вырос сильным и свободным. «Без законов!..»

«Это был его эксперимент, — догадывается Нико. — Логан являлся живым экспериментом Манделя: жестокий андрогин, принужденный к свободе».

А на поле, посреди царства зелени и скал, постепенно собирается земная луна. Гигантский круг мягкого зеленоватого мерцания, его яркости уже достаточно, чтобы высветить лица обоих мужчин. Но этот феномен сейчас не занимает ни одного из двоих. Разве что в голове у Нико проносится сравнение: «Это не луна влюбленных, это ее уставшая бедная родственница: луна прощения».

«Мандель использовал собственного сына, бросил его среди дикарей, чтобы исследовать эту достославную „дикую жизнь“… Захотев сделать Логана абсолютно свободным, Мандель его расплавил, превратил в ничто». Юноша с накрашенными губами продолжает рыдать, а гигантское новорожденное полнолуние разгорается все ярче.

— Он мне велел: «Спасайся! Едь в обсерваторию, Логан» — так он сказал! Он хотел, чтобы я уберегся от… от такого. Сукин сын, ах сукин сын!..

Плач Логана — общая боль, которую Нико вполне разделяет.

Перед ними сияет километровый диск, поднимающийся над деревьями, почти не делясь своим светом. Он — как тайное сокровище, которое показывает свою ценность только себе самому, — жадное, недоступное для людских притязаний.

— Это же светлячки, — шепчет Нико, поняв наконец, из чего сотворено это чудо. — Смотри, как красиво, Логан.

— Мужик, это просто безумие, — отвечает Логан.

Огромный круг поднимается беззвучно, как корабль пришельцев. Но когда Нико напрягает зрение, он различает лихорадочное биение крылышек.

Пока мужчины созерцают этот невероятный круг, их едва не сбивает с ног сотрясение земли. Нико наблюдает невозможное явление: волны на твердой поверхности. Прилив из грязи, которая ползет вверх по склону прямо на них, точно бурное море.

— Я не хочу умирать, — хнычет Логан. — Я обосрался! Не хочу!..

Нико действует неосознанно. Он выпускает из рук пистолет и фонарь и обнимает паренька обеими руками, сжимает его голое трясущееся тело.

— Ну-ну… хватит уже, — шепчет он на ухо Логану. — Хватит! Ничего с нами не случится. Слушай, Логан, ты будешь смеяться, но… Я тоже верил в «дикую жизнь», хотя и не желал это признавать.

Парень смотрит на художника большими покрасневшими глазами. Нико крепче прижимает его к себе, чтобы Логан не видел, что происходит вокруг. Земляная волна продолжает расти и подступает все ближе. Луна из светлячков застыла вертикальным диском.

— Клянусь тебе, — признается Нико, — я вам завидовал — тебе и Стае.

— Завидовал нам? — Логан истерически хохочет.

— Правда-правда. Дикая жизнь, Большая Мать… Об этом рассказывают мои картины, Логан! Я был такой же, как ты, вот только мой отец был совсем не такой свободный, как твой, он заставил меня служить закону. Логан, мы все — другие. И мы больше похожи между собой, чем нам кажется!

Они стоят лицом к лицу, Логан внимательно слушает. Обнимая плачущего юношу, Нико проговаривает вслух, как будто молится:

— Верую в дикую жизнь, верую в Большую Мать… Верую в Стаю, верую в Прерию… Верую, ибо я сам такой, как и ты… Верую в Прерию!

— Верую в Большую Мать, — со смехом подхватывает Логан. — Верую в бескрайнюю Прерию! Верую в Прерию и в дикую жизнь!..

Теперь они оба смеются и плачут. Пока Нико прижимает к груди этого юношу, ему чудится, что вместе с ним он обнимает и Манделя, и собственного сына, которого у него уже не будет и о котором он так мечтал. Он целует Логана в грязные крашеные лохмы, а в это время земной прилив с грохотом экскаватора вздымается перед ними на невероятную высоту, возвышаясь метра два над головой Нико. Краем глаза художник замечает существ, поднявших эту волну, — червей, сороконожек и мелких грызунов, соединившихся в живую плотную стену, и вот эта тяжелая волна обрушивается на двух серфингистов, застывших у самого берега.

Нико чувствует запах грязи с собственной могилы и закрывает глаза, не переставая улыбаться и прижимать к себе Логана.

30. Испытание

— Ты знаешь, сколько в ней микрограммов? — спрашивает Кармела у Фатимы.

Этолог подходит к каждому поочередно, словно жрец, раздающий спасительное снадобье. Борха разбирается со своей таблеткой быстро и не глядя, проталкивая внутрь глотками воды.

— Понятия не имею. — Фатима пожимает плечами и принимает свою порцию. — Больше, чем в марках, это уж точно. Они валят с ног. Но при этом они медленные. И вот что, Кармель… Клянусь тебе… я не хотела ничего прятать, козни строить… Поверь, я просто не знала, что это так важно…