Кроатоан

Кармела думает, что это еще слабо сказано. «Умерло все: не только друзья, семья, знакомые — умерли еще и правила, нормы, причины, следствия. Это не просто конец света. Это конец законов природы».

Серхи — единственный, кто не присоединяется к всеобщему трауру. Он гладит Фатиму по голове и рассказывает утешительную историю:

— Фати, когда ты плачешь, я вспоминаю рассказ своей бабушки. Один из наших предков плакал, когда умирал, и потом тоже продолжал плакать. Серьезно: он умер, но так и не унялся… Бабушка говорила, они утирали мертвецу сопли, потому что из носа у него так и текло. И когда его хоронили, из гроба тоже доносился плач. Священник отказывался хоронить такого покойника, и тогда вся семья принялась молиться во весь голос, чтобы заглушить замогильные всхлипы. Даже священник под конец разорался: «Покойся с ми-и-и-и-иром!» Клянусь тебе. «Покойся с ми-и-и-и-и-ром!» Плач Фатимы, как на санках, скатывается в дурацкий хохот:

— Серхи, ну ты… «Покойся с миииииром!»

— Да я серьезно, — говорит Серхи, действительно очень серьезно.

— «Покойся с ми-и-и-и-иром!» — надрывается Фатима.

Побледневший Борха отшатывается от стола и взглядом находит Кармелу.

— М-да, новости вполне предсказуемые. — Борха кивает в сторону ноутбука.

— Да, так и есть.

«Никого не осталось, но ведь кто-то остался, — рассуждает Кармела. — те, кто это пишет, и мы… Есть погибшие, есть пораженные, но есть еще и выжившие… Чем это обусловлено? У нас что, инкубационный период? Или иммунитет?

Дверь распахивается внезапно, со звуком револьверного выстрела. Фатима кричит.

Первым входит Дино. На лице у него едва сдерживаемая ярость. Следом идет Нико; стоит Кармеле на него посмотреть, ей становится ясно: «Что-то случилось». «Они забыли снаружи лопату и ружье!»

— Ну как, отходную прочли? — цинично интересуется Борха, не ощущающий напряжения.

— Они-то да, — произносит чей-то голос из-за спины художника. — Ну а теперь ваш черед.

23. Послание

Лицо она как будто где-то видела, вот только узнать этого человека никак не удается. Неопределенного пола и возраста (может быть, совсем молоденький), из одежды только драные кожаные штаны, ремень и блестящий на груди медальон в виде головы бизона. Ступни обмотаны кусками ткани. Волосы, когда-то гладкие и крашенные под платину, теперь усыпаны веточками и комками земли — ни дать ни взять древнегреческое божество. Давний, почти стершийся женский макияж еще больше искажает его черты. Но все это не самое страшное.

Самое страшное — это пистолет и ружье Дино в руках этого типа. Собравшиеся у стола хранят спокойное, почти удивленное молчание. «Мы уже перестали бояться того, что страшило нас прежде», — отмечает про себя Кармела.

Бурно реагирует только Фатима.

— Логан! — Аргентинка тянется к нему как к спасательному кругу. — Я знала!.. Я была уверена, что ты придешь!

«Любимчик Манделя, — наконец узнаёт Кармела. — Главарь жестокой банды». Теперь девушка вспоминает, что видела его фотографию в полицейском участке.

Логан позволяет себя обнимать, стараясь при этом не опускать пистолет, но когда дело доходит до поцелуйчиков, он отстраняет Фатиму прикладом ружья. Нико делает попытку приблизиться. Логан останавливает его направленным оружием.

— Тише, гомик, успокойся. Ты больше не фараон.

— Но я и сейчас могу тебе навалять.

— Попробуй.

Дино обхватывает бывшего полицейского за плечи. Мужчины тяжело сопят. Напряжение снова снимает Фатима:

— Логан, я тебе звонила! Ты был мне нужен!

— Я всегда был тебе нужен. Ну что, все в сборе? — Глаза Логана — как два уголька, изнутри прожигающие грязь и ветки, которыми покрыто его лицо. Парень смотрит на Кармелу, та отводит взгляд. Он, кажется, под кайфом, но дело не только в этом. «Он ведь до смерти напуган», — понимает Кармела. После этолога досмотру подвергается Борха и, наконец, Серхи, тучный и розовый, сгорбившийся на маленьком стуле. Логан направляет на Серхи ствол ружья. — Это еще что такое?

— Это мои очки, — спокойно отвечает толстяк, снимая и предъявляя вновь прибывшему очки.

Логан упирает пистолет ему в лоб:

— Я спросил, что ты такое, пончик.

— А, я думал, это было про мои глаза, — невозмутимо уточняет Серхи и под дулом пистолета снова водружает очки себе на нос. — Слушай, если ты вышибешь мне мозги — окажешь мне большую услугу. На самом деле от них у меня больше всего хлопот, — добавляет Серхи.

— Логан, не надо! — кричит Фатима. — Он больной!

— Слишком простое объяснение, — жалуется Серхи, но Фатима с Логаном его не слушают.

— Что он тут делает?

— Он мне так помог, Бизон!.. Он здоровский, его зовут Серхи! Он помог мне сбежать из больницы! Оставь его в покое, он и мухи не обидит!

— Спасибо, Фати, только это неправда. — Пистолет по-прежнему упирается в лоб толстяку. — От меня много вреда. Вот почему я здесь.

Его искреннее признание, начисто лишенное иронии, удивляет даже Логана:

— Как же ты причиняешь вред, толстомясый?

— Словами, — отвечает Серхи, не отводя взгляда.

— Словами?

— Да. Мои слова опасны.