Крокодилова свадьба

Наверху лампы горели насыщенно-фиолетовым светом, отдавая какой-то магией – не в буквальном смысле, а образно, словно все вокруг разбухло от волшебства, которое внезапно стало видно. В остальном, второй этаж мало отличался от первого: все тот же упорядоченный бардак, правда, в комнате еще стояло одно здоровенное, удобное кресло, и два стола. Один – усеянный пробирками, другой, в свою очередь, печеньем.

Хозяин дома вскоре поднялся, гремя чашками и зеленым чайником, напоминающим пузатую рептилию – с декоративной драконьей головой на крышке. Чашки тоже были покрыты подобием чешуи – тоже декоративной, естественно.

Расставив все на свои места, Шизанте посмотрел на кресло, которое успел занять кот, а потом на гостей. Повторив эту процедуру раза три, он проговорил:

– Простите, больше сесть негде. Придется прямо на полу.

Диафрагм что-то проворчал, но все же устроился на полу, ожидая, что хозяин дома с Фиолетовой Дверью (с оттенком пурпурного) плюхнется в кресло, взяв кота на руки.

Но Шизанте тоже сел на пол.

Все трое очень странно посмотрели на него, и не заметить этого было невозможно.

– А что? Грым уже занял свое место. Пусть сидит. Я же говорил, кресел больше нет.

Хозяин дома потянулся к чайному столику, достаточно низкому, чтобы достать до него с пола, но остановился и повернул голову в сторону гостей:

– Вы принесли что-нибудь к чаю?

– Не понял, – изумился Шляпс.

– Ну, вы же знаете. В гости с пустыми руками ходить неприлично! Тем более, на чай.

– Вообще-то, мы по делу…

– Но ведь в гости же, – гнул свое Шизанте. – К тому же, пришли на чай!

– Мы не намеренно шли пить чай…

– Ай-яй-яй, как нехорошо. У вас ничего нет к чаю. Пожалуй, я мало чем могу вам помочь.

Диафрагм Шляпс еле держал себя в руках. Денек выдался непростой, и теперь при каждом втором случае у люминографа появлялось желание либо наворчать на кого-то, либо ударить – Шизанте мог удостоиться и того, и другого, если бы не Октава.

– Вообще-то, – начала рыться в сумке девушка, – у меня есть пирожки с вишней. И булка с корицей…

– Вот, другое дело! – засиял хозяин дома, и его волосы, тоже пребывающие в упорядоченном бардаке, казалось, зашевелились.

Белый Грым Рыжее Ухо раскатисто мяукнул.

– Тс! – шикнул на него Шизанте. – Это не тебе. У тебя целый стол печенья.

Глиццерин и Диафрагм многозначительно переглянулись. Пока что Шизанте не представлял из себя ни абсолютного сумасшедшего, ни жуткого вивисектора, ни мистическую фигуру, живую по ту сторону Фиолетовой с оттенком пурпурного Двери. Он вел себя необычно, чудно резал слова, был не без своих особенных странностей – но у кого этих странностей нет? Тем более, если речь идет о живущей на грани двух миров – идейного и реального – Хрусталии. Тут уж скорее человека без всякой причуды сочли бы странным и подозрительным, а говорить с котом это так, мелочи.

Октава передала выпечку хозяину дома, тот положил ее на столик, разлил чай и расставил чашки.

– Ну и зачем вы пришли, если не в гости? – поинтересовался он, делая глоток. – За мою дверь не так-то любят заходить.

– Просто говорят, что вы…

– Слетел с катушек? – Шизанте перехватил инициативу Пшикса. – Я знаю, что обо мне говорят. Везде волшебники – это нормально. А тут я один. В Хрусталии, в смысле. Тут я вне нормы. К тому же, да, это правда, со мной бывает, хе-хе…

– Вы все-таки сумасшедший? – перебила Октава.

– Ну, в некотором роде.

– Как можно быть сумасшедшим в некотором роде? Человек либо нормальный, либо ненормальный, промежутка не дано, – продолжила размышлять девушка.

– Кроме ваших придирок к выпечке, – заметил люминограф, – пока что все было нормально.

– Увидите. Люминограф, надо полагать? – Шизанте заметил светопарат.

Диафрагм просто кивнул.

– С вас люминка! – заверещал хозяин дома, совершенно изменившись в интонации и манере разговора. – Это за вашу грубость, потому что она никогда еще до хорошего не доводила.

Теперь он не резал фразы, а говорил протяжно, но бодро – будто пластинку голоса поставили на перемотку.

– Я подумаю.

– Снова грубите! Теперь с вас целых две люминки – заодно сделаете одну для Грыма.

– Коты не особо любят, когда их снимают, – неуверенно проговорил люминограф, все еще не привыкнув к смене интонации. Шляпс посмотрел на зверька – тот не показал никаких эмоций, – а потом на Октаву. Девушка пожала плечами.

– Вот видите, – волшебник перешел на прежнюю манеру разговора. – Я говорил, что увидите.

Глиццерин догадался.

– У вас что, – удивился он, – раздвоение личности?

– Не совсем. Я все еще помню про две люминки. Просто у меня очень быстро меняется настроение. И манера речи. Все началось после того, как…

– С удовольствием послушаем в другой раз, – прервал повествование люминограф. Он знал, чем такие фразы заканчиваются – историями на несколько часов, а если учитывать смену настроения Шизанте, то на несколько десятков часов.

– Ведь больше и не зайдете, – холодно парировал хозяин дома.

– Вовсе не… – хотела оправдаться Октава, но не успела.

– Конечно, вы правы. Больше не придем, – Диафрагм решил сказать правду.