Свадьба была уже совсем на носу, завтра, и он не мог допустить, чтобы она прошла как по маслу. И вообще, чтобы она просто прошла. Затея со светопаратом провалилась, да к тому же об этом узнал Честер и чуть что готов был спустить с Омлетте́ три шкуры. Оставалось только одно – портить свадьбу
Точнее, какой-то силуэт идеи в голове обрисовался, но мужчина не мог увидеть его – нервы расшатывали образ, он распадался на несвязные тени. Омлетте́ не хватало смелости, духу и физических сил, чтобы пойти на такие радикальные меры.
Отец Октавы осмотрел свою комнату, считывая взглядом бардак, творившейся вокруг – а потом вновь взглянул на бушующую за окном весну. И ему стало до того тошно и противно, что он расстегнул еще одну пуговицу, зачем-то встав. Плевать на Чернокнига, если он, Омлетте́, сделает все по-тихому, никто ничего не узнает, зато
Мысль, как сделать это, наконец-то ясно отобразилась в голове мужчины. План мог запросто сорваться, измениться на ходу и оказаться вовсе не тихим, а наоборот, громогласным, как падающий плашмя кухонный шкаф в пять утра. Руки, уже успевшие успокоится, вновь лихорадочно затряслись.
Но ничего другого не оставалось.
Поспешно выйдя в коридор, чуть не врезавшись по дороге в пару углов, Омлетте́ открыл дверь, вышел, несколько минут провозился с ключами – все никак не мог попасть в замочную скважину – и, щелкнув замком, шатаясь на ходу, пошел в сторону, только ему и ведомую.
Он сорвет свадьбу, чего бы ему это не стоило.
Если, конечно, хватит духу.
Диафрагм и Глиццерин в некомфортном молчании стояли на крыльце пекарни, дожидаясь возвращения Октавы, и поглядывали по сторонам, лишь изредка встречаясь взглядом друг с другом. Они категорически отказались идти в пекарню, потому что оба знали о пристрастии госпожи Бульки говорить много, долго и не по делу, суя нос не в свои дела – хотя, все это компенсировалось ее милостью и тем, что всю информацию она оставляла при себе. Если уж узнавала что-то интересное и личное, то держала это в сейфе собственной головы, не разнося чумные сплети по Хрусталии.
Пшикс знал, что хозяйка начнет расспрашивать его о…
Вот и стояли молча, в мазутной тишине, которую перебивало тиканье часов в шляпе люминографа.
Наконец, зазвенел дверной колокольчик. Октава появилась на крыльце, параллельно выуживая из сумки бумажный пакет.
– О чем она расспрашивала на этот раз? – не постеснялся спросить люминограф.
– Да так, о всяком, – махнула свободной рукой девушка. – О тебе, Глиц, кстати, тоже…
– Я так и знал, – вздохнул тот.
Крокодила младшая наконец-то достала бумажный пакет, вытащила две булки и, подхватив его под мышку, протянула еще теплую выпечку Диафрагму и Глиццерину.
– Угощайтесь.
– Нет, спасибо, я
– А я, наоборот, совсем не голоден.
– Как хотите, – пожала плечами девушка, убрала булки пакет, а пакет – в сумку. – Ну что, идемте?
Идти пришлось недолго. Сложилось такое ощущение, что не они шли к Фиолетовой Двери с оттенком пурпурного, а она – к ним.
В этот раз даже не пришлось долго ждать, хозяин практически мгновенно открыл дверь – все в том же виде, но кота Грыма в этот раз не было рядом, он истошно мяукал где-то вдалеке.
– Цыц, Грым! – с порога шикнул Шизанте, а потом повернулся к пришедшим. – Ко мне зачастили гости! Неужели в городе что-то меняется? Заходите, заходите.
Закрыв за прибывшими дверь, хозяин вновь провел их на второй этаж. На этот раз пузатый чайник-дракон пыхтел паром из носика, видимо, только заваренный.
– Какое совпадение, вы как раз к чаю!
– Вы так часто пьете чай? – удивился пиротехник.
– Я
Сейчас настроение двойственного Шизанте было возбужденным. Он плюхнулся в кресло, которое в этот раз не занял кот, но белый Грым рыжее ухо, почувствовав хозяина, тут же прибежал и плюхнулся на колени.
– Похоже, мы снова застряли на чайной церемонии, – вздохнул Глиццерин, уже собираясь сесть на пол, но Диафрагм положил руку ему на плечо, остановив.
– Дайте мне пакет с булками, – обратился люминограф к Октаве.
– Зачем? – удивилась та, но сразу полезла в сумку.
– Увидите, просто дайте.
– Что же вы не садитесь? Присаживайтесь, – настроение Шизанте сменилось на более спокойное и размеренное.
Получив булки, люминограф подошел к чайному столику и кинул туда бумажный пакет, который с шуршанием плюхнулся.
– Вот вам булки к чаю, а у нас совершенно нет времени на всю эту ерунду, – нахмурился Шляпс. – Но у нас есть вопросы, а булки мы принесли. Поэтому, чем быстрее вы на них ответите, тем будет лучше.
– Опять вы за свое, – фыркнул хозяин дома. – Булки – это совсем не оплата, а жест приличия. В гости с пустыми руками не ходят, забыли?