— Мы не в гости, мы просто хотим ответа на вопрос.
Точка в конце этой фразы получилась такой жирной, что все вокруг ее физически почувствовали.
— Может, зря вы так грубо?.. — шепнула Октава, но люминограф махнул рукой.
Шизанте промолчал, потом так медленно, как только мог, налил в чашку чая, сделал глоток, посмаковал, потянулся за пакетом с булками, явно испытывая терпение Диафрагма. В конце концов, хозяин дома заговорил, не меняясь в настроении:
— Ладно уж. Вы принесли очень много всего к чаю. И на этом спасибо. Спрашивайте. Что у вас там?
Только сейчас гости поняли — надо было заранее как-то сформулировать вопрос.
— Ну, — попыталась объяснить ситуацию Октава. — Зачем кому-то может понадобиться с
— И какие могут быть последствия, — добавил пиротехник.
Шизанте поменялся в настроении, крякнув — вероятно, он собирался засмеяться, но смех его попал ровно на смену настроений, и вышло то, что вышло.
— Откуда я знаю, зачем кому-то может понадобиться много жизни? Много жизни, значит, много дыма, может кому-то нужен просто дым, но это навряд ли. Вы помните, что жизнь говорит, ведь так? Она вполне себе может говорить связно, если будет долго слышать связную речь — может, кто-то хочет себе много собеседников?
— То есть, она и слышит, и говорит? — уточнил Диафрагм.
Белый Грым рыжее ухо звучно мяукнул, начав вылизываться.
— Грым ответил за меня, конечно же да, и слышит, и говорит! Может, кому-то надо, чтобы она слышала и потом воспроизводила — я уже сказал, что не знаю.
Пока Шизанте отвлекся на глоток чая, Октава решила вывести его в нужное русло разговора, а не постоянные махания руками в халате, фразы «я не знаю!» и тому подобное.
— А какие могут быть последствия, если жизни слишком много… в одном месте?
— Я помню, что вы спросили это, — настроение хозяина дома вновь изменилось, и он перешел на короткие, спокойные фразы. — Вы ворвались на мою чайную паузу. Так что я имею право сделать глоток.
Шизанте отхлебнул еще и продолжил.
— Я — волшебник. Я не разбираюсь в жизни, как и другие. Но механизм, думаю, понимаю, — хозяин дома решил начать издалека. — Вы знаете, откуда берутся магические аномалии?
— Вроде как, — показал свою эрудицию Глиццерин. — Когда становится слишком много нестабильности, или что-то наподобие. Эта лишняя нестабильность входит в контакт со стабильностью, и вместо привычного соотношения пятьдесят на пятьдесят, получается избыток нестабильности — а это уже и есть магия.
— Отлично! — ответил приятно удивленный Шизанте. — Будь я профессором, поставил бы вам высший бал. А теперь, подумайте. К чему я это спросил?
Не дав времени на раздумья, хозяин дома сказал:
— Отвечу вам сам. Будет та же магическая аномалия. Но только со стороны жизни. Понимаете?
— Честно, не совсем… — призналась Октава.
— Ладно, попробую немного по-другому, — настроение Шизанте вновь щелкнуло. — Когда в одном месте слишком много нестабильности, появляется магическая аномалия, потому что избыточная нестабильность вместе со стабильностью становится магией, и это хоть как-то компенсирует хрупкий фундамент мироздания. Иначе вокруг были бы какие-то нестабильные дыры. А теперь, представьте, что в одном месте у вас слишком много настоящей, сырой, первобытной жизни! Это тоже должно чем-то компенсироваться, а что у нас может компенсировать жизнь?
Раньше всех успел ответить Грым, который лениво разлегся на коленях хозяина — кот вновь мяукнул в нужный момент, словно бы Шизанте учил его таким трюкам.
— Молодчина, Грым, конечно!
Октава побледнела и еле-еле выдавила из себя уточнение:
— То есть, вы хотите сказать, что все, кто будут рядом…
— Ну, может и так. А может и нет, — хозяин дома поелозил в кресле и опять сменил свое настроение. — Я просто предполагаю. На основе того, что мне известно, конечно. Но я ведь уже говорил вам! Никто не изучал жизнь досконально. Это не выгодно. Я вообще занимался временем. Так что может произойти что-то другое. Но ничего хорошего от
Шизанте глянул на Шляпса, хотел добавить еще что-то, но тут у него запершило в горле. Он потянулся к чашке. Диафрагм понял, что это их шанс быстро уйти, и сказал:
— Спасибо, мы пойдем.
Люминограф принялся подталкивать вперед, мягко говоря, ошарашенных Глиццерина и Октаву. Когда они уже были на лестнице, он услышал реплику в свой адрес: