— Превосходно! — послал он воздушный поцелуй в сторону Аллигории. — Выглядите сногсшибательно! Идемте, все уже заждались, расселись по своим местам. Ваш счастливейший день скоро начнется!
Лучший свадебный церемониймейстер всех семи городов подхватил мадам Крокодилу за руку, а вторую предложил Октавае. Та отказалась, но нашла вполне мягкие слова, чтобы ответить на непонимающий взгляд Честера:
— Это мамина свадьба. Идите. А я прямиком за вами.
Чернокниг такой ответ принял, кивнул, и они с Аллигорией начали спускаться. Октава закрыла дверь в мамину комнату, отправившись следом. Ей показалось, что они преодолевали лестничный пролет целую вечность, хотя обычно, когда она бежала в ванную, боясь не совпасть со своим идеально выверенным графиком, и педантичность в ее крови буквально закипала, Октава преодолевала этот пролет за мгновение.
Сейчас время словно превратилось в желе.
Но как только они вошли в гостиную, забитую гостями, как чердак бывает завален барахлом и старыми коробками, все вернулось на свои места.
Гости повернули головы к Аллигории и захлопали.
Шляпс, тем временем, сделал люминку — вверх вырвалась тонкая струйка дома, смешавшись с дымком от свечей, который туманом полз по дому.
Честер усадил Крокодилу, взял заранее заготовленный бокал и несколько раз ударил по нему заранее заготовленный ложечкой. Тихий, но торжественный и завораживающий звон заставил гостей притихнуть.
Шляпс сделал люминку этого момента.
Дождавшись, пока наступит абсолютная тишина, Честер взобрался на сцену, начав толкать вступительную речь, которая сама лезла из горла — поскорее бы уже начать.
— Дорогие друзья! — улыбнулся он, махнув руками, и его бордовая с золотыми узорами накидка взлетела вверх, разве что сам он не оторвался от земли. — Мы долго думали, как сделать сегодняшнее радостное событие счастливейшим и запоминающимся для всех вас. И мы решили приготовить спектакль — снимаем шляпу перед господином Увертюром, главным режиссером нашего городского театра, сердца культурной жизни!
Увертюр раскраснелся, принимая со всех сторон тихие, произносимые шепотом комплименты.
Шляпс, свободно ходивший меж рядов, поймал момент, сделав люминку.
— Но это будет не самый обычный спектакль, — добавил Честер Чернокниг. — Впрочем, вы сами все увидите, ни к чему портить сюрприз.
Церемониймейстер захлопал — гости тоже — и спрыгнул со сцены, махнув рукой. Этот знак предназначался Пшиксу с актерами.
Пиротехник положил трубки поближе к сцене, спрятав за декорациями, и нажал на рычажок, которой до этого проволокой с рубиновыми вкраплениями присоединили к приборам в подвале — чтобы лишний раз не спускаться вниз. Отличное, надо сказать, театральное новаторство.
Трубки еле-слышно запыхтели, разозлившись, что их разбудили ото сна, а потом изрыгнули дым, из маленькой струйки стремительно превратившийся в огромное облако, которое с помощью магических ламп и зеркал окрасили в розоватый цвет. Как, к слову, и всю подсветку в доме Крокодилы на время свадьбы — ее тоже сделали розовой.
Шляпс, тем временем, щелкнул какого-то гостя. Д
Завороженные зрители и Крокодила смотрели на сцену, на крадущиеся клубы дыма, а Честер стоял в стороне, сладко улыбаясь и периодически переводя взгляд на украшение в платье Аллигории — жизнь засветилась ярче прежнего.
Значит, все было правильно.
Раздалось в воздухе, но никто, кроме четырех человек, этого не услышал, не обратил внимания. Подумаешь, что там показалось, почудилось — на сцене разворачивался прекрасный спектакль.
На этот раз звук словно бы размножился, разлетаясь осколками.
Загремели все звуки сразу, соединяясь в один грандиозный, сшитый из разрозненных кусочков, акт рождения жизни.
В тучных облаках дыма, заполнивших гостиную, засверкали маленькие точечки — но незаметно, как звезды на ясном небе, — а потом устремились в одну сторону, притянутые чем-то.
Омлетте́ трудно дышалось — в подвале почему-то разило апельсиновым маслом, притом так сильно, будто бы за время его отсутствия Крокодила превратила это темное, сырое и неприятное место в райский апельсиновый сад.
Но приходилось терпеть, дожидаясь нужного момента.
Когда внизу что-то затарахтело, Омлетте́ чуть не повалился, но сумел удержать себя на ногах — правда, руки затряслись пуще прежнего. Бывшему мужу Крокодилы подумалось, что это какой-то голодный пес, которого долго-долго не кормили и специально спрятали здесь, чтобы он поджидал Омлетте́, а потом расправился с ним.