Лучший свадебный церемониймейстер всем семи городов взглянул на люминку, где в негативе проявлялся он — поверженный, проигравший, выглядящий так жалко и немощно, как не выглядел никогда.
Не разбил он ее сразу же только из приличия.
Октава и подошла к маме, схватив ее за руку.
— Что это было, дорогая? — посмотрела на нее Аллигория.
— Это был… папа, — ответила Октава со слезами на глазах. — Почему ты мне ничего не говорила? Про свадьбу.
— Хотела, чтобы у тебя тоже был просто праздник, — ответила та, а потом вернулась к первой части фразы дочери. — Нет, я не про это. Я про… удушение. Ты же почувствовала?
— Да! — воскликнула тетушка Матильда, подумав, что обращаются к ней. — Я чуть не померла…
Крокодила младшая прикинула, что бы сказать — и сообразила, как только посмотрела на сияющую в украшении жизнь.
— Видимо, эта алхимическая смесь, — Октава дотронулась до украшения, — оказалась не столь безопасной.
— Какой кошмар! Мы можем с этим что-то сделать?
— Да, — улыбнулась девушка. — Пойдем наверх, уберем это свечение.
— Да, конечно… только вот, — Аллигория обернулась. — Господин Чернокниг, не пора ли приглашать гостей к столу?
Ответа не было. И Честера тоже.
— А куда пропал господин Чернокниг? — выпучила и без того большие глаза Крокодила старшая.
— Наверное, побежал проверять, все ли так на столе, — сказал подошедший Шляпс. — Предлагаю всем продолжить этот праздник! И даже… эээ… без жениха. Думаю, еда скрасит его отсутствие.
Все успели проголодаться — еще бы, после такого перенесенного стресса — и встали с мест.
Люминограф ткнул потирающего ушибленную руку Глиццерина.
— Господин Пшикс, — шепнул Диафрагм. — Поднимитесь наверх, скажите, чтобы накрывали на стол. Думаю, господина Чернокнига мы сегодня уже не увидим.
В обеденном зале образовался жутчайший интершум, собранный из смеха, сплетней гостей, разговоров и даже случайных звуков, доносившихся с улицы. У этого фонового шума не было смысла, его можно было понять, только если препарировать каждую отдельную мелодию, ноту этого пьяного оркестра шизофреников и отнести ее в тихую, желательно изолированную комнату.
Но пикси-дух (или же жизнь) все понимал — слышал каждую отдельную фразу, запоминая. Можно узнать все обо всем не утруждая себя, а просто запустив к гостям одну светящуюся призрачно-зеленым точку (хотя, для подстраховки лучше конечно несколько).
Поэтому пикси-дух в платье Крокодилы успел разобрать все, пока Аллигория с Октавой удалялись в комнату — и, конечно, успел запомнить. Запасной план Честера — который, на самом деле, был частью основного — сработал, вот только жизнь, последняя, осталась в руках у невесты.
— Так, — сказала Октава, захлопнув за собой дверь. — Я попрошу тебя закрыть глаза, мам.
— Зачем? — удивилась Аллигория, опустив взгляд на светящееся украшение.
— Ну, чтобы… не попало в глаза.
— А как же ты?
— Я буду нейтрализовать эту штуку, она же надета не на мне — вдруг токсичный пар попадет тебе прямо в лицо?
Мадам Крокодила задумалась, кивнула головой и зажмурилась.
Октава вытащила ампулу из-под алхимического порошка люминографа, открыла полое украшение — оттуда резко запахло апельсиновым маслом — и аккуратно вытащила жизнь, тут же поместив ее в пробирку, закупорив и спрятав в…
Девушка судорожно пыталась найти карман, но вспомнила, что она в платье.
— Октава, все хорошо? Можно открывать?
— Э… — протянула Крокодила младшая и, от безысходности, засунула флакончик глубоко в декольте — ох, как же это было неправильно, но в этот раз Октаву даже не стала мучать совесть. Ладно, будем честными — мучила она ее совсем чуть-чуть.
— Все! — улыбнулась девушка, и Аллигория открыла глаза, поглядев на украшение — свечение погасло.
— Эх, жалко, — вздохнула мадам Крокодила. — Оно так красиво светилось.
— Да, но ты сама видела, как это опасно. Пойдем, гости уже заждались…
Они открыли дверь, сделали пару шагов и остановились — потому что их ждал Честер Чернокниг.
— Ах, господин Чернокниг! Вы все уладили? — тепло развела руками Аллигория.
Усы церемониймейстера намокли и распушились, с лица, блестящего в свете ламп, капала вода, а глаза, как мельком заметила Октава, одновременно и покраснели, и пожелтели — как у заядлого курильщика, который очень любит играть в гляделки с солнцем.
Взгляд Честера первым делом скользнул на украшение.
— Господин Чернокниг! — вскрикнула вдруг Аллигория. — Где вы так намокли?
Октава же слегка попятилась. Как жалко, что Шляпс был неправ, думая, что Честера они сегодня больше не увидят.
— Я умывался, — спокойной ответил тот, и это было похоже на правду. — Знаете, хотелось убежать от такого позора, все пошло не так, не по плану! Но свадьбу надо довести до конца — ведь не просто так я лучший свадебный церемониймейстер всех семи городов.
Честер хмыкнул.
— Ничего страшного не случилось, просто алхимическое свечение оказалось слишком опасным, но я вас не виню! Мне и самой стоило бы сказать вам о муже, — Аллигория закашлялась. — Но ничего, мы потушили сияние, и теперь все будет хорошо.
— О, я вижу, — нахмурился Чернокниг.
— Да, у Октавы очень быстро получилось!