— Что? — прошептал бывший и, получается, единственный муж Крокодилы, еле-еле шевеля губами.
Остальные задали примерно тот же вопрос, только про себя.
— Октава? — Глиццерин решил обратиться к самым достоверным источникам.
— Что? Никого нет? — та тоже была в шоке. — Я не знала…
Шляпс промолчал, а вот Честер, у которого уже начинали шарики катиться за ролики, не выдержал:
— Но как же так! Это же свадьба, должен же быть… — а потом лучший свадебный церемониймейстер вспомнил, что и вправду никогда не слышал о новом избраннике — ни от самой Аллигории, ни от кого-либо еще. И даже сейчас его в зале не было. Чернокниг организовал столько свадеб, что сбился со счету, но даже на его опыте такого никогда не случалось — это что-то совсем за гранью логики, хотя, непонятно было, совпадали ли границы общей логики с логикой Крокодилы.
— Просто… — проговорила невеста без мужа. — Я посчитала, что свадьба может пройти и без нового жениха… Просто свадьба, это же праздник — а мне хотелось устроить какой-нибудь хороший праздник, чтобы всем было хорошо, чтобы…
Тут Аллигория начала задыхаться и кашлять. У Честера и Диафрагма тоже запершило в горле, а потом жадно вдыхать принялись абсолютно все гости.
Воздух загустел.
Омлеете словно выключился — обвис, тяжело дышал и механически спускался со сцены, еле-еле бредя куда-то вперед, смотря в пустоту и не обращая внимания ни на что. Он просто шел, а на глазах выступали слезы: ни то от нехватки воздуха, ни то от душевной травмы, которую он только что перенес. Никакого мужа, никакого мужа… как же так? Значит, никто не будет счастлив, пока он — несчастен?..
Впрочем, все эти мысли накрошились в причудливый салат, который, возможно, когда-нибудь назвали бы «Салат Омлетте́», подавая бы в самых дешевых забегаловках.
Бывший муж Крокодилы задыхался, но шел вперед, словно и не обращая внимание на столь пустяковое обстоятельство, как нехватка воздуха.
Октава не приходила в себя, пока не закашлялась и не заметила, как все вокруг стали жадно хватать ртами воздух. Девушка глянула на банку в руках Пшикса и увидела, как черных пятен стало в разы больше, они пенкой вываливались за края. Некоторые уже разлетались по углам, при этом сама жизнь давно перестала появляться.
Воздух уже не просто загустел, он начинал становиться каменным, непробиваемым.
— Глиц, — просипела девушка, схватив пиротехника за руку.
Тот, конечно же, понял ее.
Он вылез из люка и, вдыхая так глубоко, как только можно, поплелся к окну, обхватив обеими руками банку.
Теперь-то Честер, конечно, заметил его, побагровев. Он готов был разразится тирадой проклятий, но слова душили, стягивали горло, и церемониймейстер мог лишь махать руками. Чернокниг попробовал двинуться с места, но не особо в этом преуспел — большие шаги делать не выходило, а уж бежать — тем более.
На глазах Честера рушился счастливейший из дней. Счастливейший
И тогда он прыгнул.
Накидка раскрылась в воздухе, как перепонки белки-летяги, но аэродинамики, конечно, не придала. Тем более, что прыгнуть как следует не получилось, воздух практически полностью откачали, вместо него все вокруг заполнилось не просто битым стеклом, а цементом, который скоро должен застыть.
Глиццерина Честер все-таки задел.
Тот споткнулся, но упал не сразу — если слегка замедлить действие, то выйдет, что пиротехник балериной полетел вперед, не выпуская из рук банку, но не выронил ее.
Пшикс ударился о подоконник, освободил одну руку и распахнул окно.
Банка с жизнью и смертью вылетела из рук.
Но пиротехник вовремя успел толкнуть ее в сторону окна, как мячик, и та, ударившись о раму и дзинькнув, вылетела на улицу.
Хруст, треск — и она разбилась.
Тогда-то гости наконец обратили внимание на пиротехника, уже свалившегося на пол.
Воздух постепенно возвращался. Все начали заглатывать его, пытаясь задействовать и нос, и рот одновременно.
Честер Чернокниг не был исключением — надышавшись, он смог подняться и метнулся к окну, выглянув наружу.
Сотни призрачно-зеленых точечек жизни, пикси-духов, поднимались вверх от осколков и разлетались во все стороны — апельсиновое масло уже не помогало, слишком мало его было на улице. За жизнью сперва гнались черные точечки смерти, но, когда пикси-духи стали разлетаться во все стороны, и их концентрация в одном месте уменьшалась, светящаяся смерть просто начала исчезать — компенсировать больше было нечего.
Кто-то положил руку на плечо Честеру. Тот подумал, что это Бальзаме, и оглянулся.
Шляпс ухмылялся.
— Ничего, — постучал он Чернокнига по плечу. — Это пройдет, не переживайте. Ну не получилось — и ничего страшного, правда?
Честер ничего не ответил — это был абсолютный, тотальный провал. И ладно с ней, со свадьбой без жениха, но вот «Почта духов» … А еще этот идиот-люминограф смотрит и ухмыляется.
Диафрагм, тем временем, отошел чуть в сторону, подняв светопарат. Вспышка — из прибора вылезла люминка, которую Шляпс тут же вручил церемониймейстеру.
— Вот, — сказал люминограф. — На память.
И, подсобив Глиццерину, чтобы тот поднялся, ушел.