Крокозябры (сборник)

– Ну ты даешь, старика-то не жаль? Над своим вон как трясешься.

– Да его уже считай что не было. Вася заходит, дверь открыта, а старик стоит посреди комнаты и с кем-то яростно спорит. На Васю – ноль внимания. Вася замялся, начал было комнату обследовать, пока не допетрил, что старик разговаривает сам с собой. А Васю, который перед его носом, – в упор не видит. Говорит, даже думал отвалить потихоньку – но приказ есть приказ. Черт его знает, помешательство бывает и временным, а в юности он такой был, бля, правдоискатель, что ты! Даже отмотал пятерку, так что ну его на хрен. И такой смешной момент – старик орет благим матом: «Мое последнее слово? Слушай. Я отказываюсь от гражданства Российской Федерации, так что и судить меня не за что».

– И что?

– Ну и все. Он даже выстрела не почувствовал, сказал: «Я не ваш» – и рухнул замертво.

– А жена?

– Все спокойно. Она не в курсах, а про ту девку узнала – возненавидела до конца жизни. Примет версию следствия с большим облегчением.

– Дочь?

– Она в Америку летит, со свекрухой, с сыном, отрезанный ломоть, отца никогда не простит и сделает все, чтоб ее сын забыл русский язык как кошмарный сон.

– Домработница?

– Не о чем волноваться. Она верит только государству, как и большинство жителей нашей необъятной родины, – он захихикал. – Подписку о неразглашении в интересах следствия с нее, само собой, взяли.

– Ну а главное-то, договор?

– А что договор, один экземпляр лежит у него на столе, подписанный, все чин чином, мой у меня, твой тоже пока у меня.

– Слухай, братан, а про самоубийство ты не поторопился? Ты ж его живым оставил.

– Что я, дебил? Вася контролировал ситуацию, но все пошло по плану.

– Он вроде такой… задиристый, живучий.

– До поры до времени все такие. У них это, кстати, наследственное. Деда тоже кокнули в свое время. Когда я в досье этого типа копался, оказалось, у его деда тоже была вторая жена – в Иране, чуешь? Его туда заслали почву зондировать, а он на телке погорел. Может, просто не нужен стал, кто теперь разберет.

– Кому фирму-то продадим?

– Лев Семеныч давно мечтает.

– Ну, лады.

Вдруг буквы перед глазами Иванываныча сделались крокозябрами, вся-вся газета, кроме этого короткого объявления. Потом вместо них стало белое поле, и над объявлением, облачившимся в траурную рамку, появилась надпись крупными буквами: «Это ложь. Трепещите, убийцы и воры, расплата близка».

– Блядь, что за херня? Эй, братан, ты смотришь в комп?

– Херня, да-а-а. Неужто Джек-потрошитель? Мы ж его с потрохами…

– «Мы» – это не мы, а ты, твой участок работы! Моя часть – без сучка без задоринки.

– Блядь, наебал малой! Не удивлюсь, если он все это говно мечет уже из какой-нибудь Эстонии.

– Ну ты придурок. Как же ты его отпустил? «Наш, наш» – вот те и наш. Твоя доля в «Утилитах» аннулируется, братан. Сам кумекай, так дела не делаются. Блин, у меня вообще все пропало, синий экран. Ну вот и скайп вырубился. Перезагрузка, ждем.

Раздался звонок по спецсвязи, не суливший ничего хорошего. Патрон даже не кричал, а вопил:

– У меня на всех мониторах написано знаешь что? – У Иванываныча как раз перезагрузился компьютер.

– «Есть Божий Суд, наперсники разврата! До скорой встречи. Незовибатько», – прочел он вслух со своего монитора.

– Вот именно.

– Но он же мертв, – дрожащим голосом пропищал Иванываныч.

– Вот именно, дурень.

2011

Два алфавита

У меня проблема: телефонная книга формата in octavio, или, как стали говорить под воздействием ксерокса, А5, состарилась. Знаю, знаю, что нельзя говорить «ксерокс», что это название фирмы, но другого слова нет. Тут уж и я вам возражу: я ведь знаю наперед все, что вы скажете. Как у Булгакова, когда Мастер выносит суждение о стихах Ивана Бездомного: «Вы же их не читали». – «Зато я читал другие». Так что хотя конкретно с вами я прежде не разговаривала – с другими есть опыт, все произносят вслух одно и то же. Вы собирались проворчать: «только у нас такое возможно, во всем бардак, даже в языке». Тут-то я вам и возражаю: нет, не только у нас, во французском слово «помойка» – poubelle – это имя мэра, который придумал урны для мусора. А «холодильник» во Франции так и остался названием фирмы, первой прокравшейся на рынок: Frigidaire.