Кроманьонец

Как то само по себе получилось, что в помощники мне подрядился Туро. Вместе рубили небольшие деревца, таскали их к дюне и пережигали в ямах. Потом занялись изготовлением форм и плавкой самородков. Пока мужчины строили сенник, мы выплавили из самородков заготовки и отковали пять серпов. Когда пастухи попробовали ими жать траву, сразу же позабылись и горести, и печали. Хоть и слушались они меня теперь, но не только работали, а казалось, и жили «из под палки». После первого «сенокоса» все поняли, что сенник не будет пустовать и стадо переживет зиму. Обычно они оставляли на зиму одну дойную козу, пуская под нож все поголовье.

До осени мы с Туро сделали десяток топориков и пять мотыжек, количество проколок и игл уже не упомню. Делали проволоку из остатков меди. Жаль, конечно, что медные изделия уступали во всем моим первым. Я надеялся, что когда-нибудь найду руду с высоким содержанием примесей цинка. Ведь удалось это похитителям Утаре! Кстати она эти месяцы стала для племени добытчицей. Охотилась с луком каждый день.

В ближайшие планы я наметил сплавать к камням, где роились пчелы. Из остатков воска уже ничего не лепилось. Та масса, что многократно выплавлялась из форм, начала крошиться.

Когда накрыли сенник тростником, от вида гигантского по меркам этого мира сооружения в душе расцветала гордость, что смогли построить шестьсот кубометровое хранилище!

Мне осталось сделать деревянные грабли, чтобы собрать с луга «накошенную» траву. Заготовки мы с Туро уже настрогали, а скрепить их я решил с помощью медных гвоздиков, хоть поначалу думал обойтись только клеем.

Второй день расковываю медь в проволоку и любуюсь сенником. Получив от меня в подарок медные топорики, мужчины-пастухи ушли в горы, искать медь. Я просил их подбирать любые необычные камни.

Солнце взошло и уже ласково грело, высоко повисло в прозрачной синеве. Подошла Тано. Услышав тяжелые шаги, я оторвался от работы и посмотрел на мать Туро. Черноволосая, кареглазая, ее можно было назвать симпатичной, если бы не выступающие вперед зубы. Когда Тано была серьезной, в ее глазах стояла грусть, но сжатые губы и узкие скулы, ошибочно формировали мнение, что она зла. А когда женщина смеялась, то и вовсе смотреть на нее было неприятно, до мурашек по спине.

— Лоло, посуда твоя нужна…

Голос же у Тано звучал звонко и был приятен для ушей. Горшки мои пастухи уже оценили. Жаль только, что никто из них так и не попробовал вылепить что-нибудь самостоятельно.

— Я слышу тебя, Тано. Сейчас принесу.

Несколько мисок я мог им отдать, но одной заботой стало больше. Пока тепло, не мешало бы пополнить запасы посуды…

Глава 23

Однажды в будущем поехали мы, чуть ли не всем гарнизоном помогать колхозникам в уборке урожая. Тогда, в средине шестидесятых с осени, а бывало, и зимой приходили на предприятия и организации разнарядки на овощные базы, в народе прозвали такую работу — «кагаты», производное от слова кагат — куча овощей в хранилище. А когда по весне поднималась зеленая травка, овощные базы как-то скисали, и наконец, пропадали совсем. Однако им на смену шли уже более обременительные командировки в подшефный колхоз. Пока шла пахота или сев яровых колхозники справлялись сами. Однако со средины июня, когда в лугах начинался покос кормовых трав, и до самого октября — уборки позднего картофеля, других корнеплодов и капусты, страну лихорадило от колхозных разнарядок. Если инженеров не хватало, а пролетариев трогать никак нельзя было, на помощь селу бросали армию.

Колона Икарусов допилила по проселку к полям. Солдаты и взводные выгрузились, а командному составу председатель решила экскурсию устроить по окрестностям села. Как заведено к местной речке с рыбалкой и ухой. Рука у колхозного руководителя Дарьи была сухая, горячая, рукопожатие крепкое, как и сама девица. В автобусе она выпила с нами по стаканчику и не просто так.

— За победу! За жизнь трудовую, мирную, сладкую! — сказала она. Выпила смело, прижалась губами к руке, заглушая так жгучую горечь в горле, и лукаво стрельнула большими бедовыми глазищами да прямо в меня. Огонь баба: высокая, с подлитой полнотою в груди и бедрах, ногами длинными, стройными. Когда вышла из автобуса, то к воде направилась с игривой быстринкой в походке. Ну, и поглядывали мы на нее время от времени.

Только устроились на берегу, как услышали громкий голос дамочки: «А это, товарищи, хрен!» — мы ржать начали, а она не понимает с чего, манит нас и кричать продолжает — «Который с большими листьями по центру!» — под ноги себе пальцем тычет. А мы уже лежим. Смеяться нет сил.

Вот и я, тащу пару горшков на просушку, место ищу подальше от поселка и натыкаюсь на заросли дикого хрена. И сразу захотелось мне крикнуть: «А это, товарищи, хрен!»